– Не знаю, о чем вы говорите.

– Каким образом они это организовали? По телефону? Или письмом? Может, вы беседовали с ними лично?

По его лицу было видно, что я попал в точку, однако он молчал.

– Мистер Дэмбли, – сказал я, – ведь можно написать статью, как в последнюю минуту без всяких на то оснований вы сняли фаворита, и упомянуть там ваше имя и имя Аманды. Но я могу не называть никаких имен.

– Не называйте, – умоляюще проговорил он. – Не называйте.

– Хорошо, – согласился я. – Но только в том случае, если вы расскажете, чем они угрожали и в какой форме.

Его рот искривился от ужаса и отвращения. Да, этот человек испытал, что такое шантаж, испытал в полной мере.

– Но как можно довериться вам?

– Мне можно.

– А если я не скажу, вы назовете в статье мое имя, и они все равно подумают, что я проговорился... – Он запнулся.

– Совершенно верно, – мягко отозвался я.

– Я презираю вас.

– Не стоит. Просто я хочу помешать им вытворять и впредь такие штучки.

Пауза. Наконец он проговорил:

– Они пригрозили, что изнасилуют Аманду. Сказали, что я не смогу караулить ее все двадцать четыре часа в сутки до конца ее жизни. Единственное, что от меня требовалось, это позвонить Уэзербису и снять Краткого со скачек, тогда она будет в безопасности. Что такое один телефонный звонок по сравнению... по сравнению с благополучием моей дочери?.. И я позвонил. Конечно же, позвонил. Иначе было нельзя. Какое значение имело участие лошади в скачках по сравнению с безопасностью моей Аманды?

Действительно, какое...

– Вы сообщили в полицию?

Он отрицательно покачал головой:

– Они сказали...

Я кивнул. Они знают, что говорить в таких случаях.

– После этого я распродал всех лошадей: не было больше смысла держать их. Ведь в любой момент это могло повториться.

– Да.

Он вздохнул.

– Это все?

– Вы говорили с ними по телефону или лично?

– Не с ними, а с одним. Он приезжал сюда на автомобиле с шофером. В «Роллс-Ройсе». Показался мне образованным человеком. Говорил с акцентом. Скандинавским или голландским – точно не знаю. Может быть, даже с греческим. Вполне воспитанный человек, если не вникать в смысл его слов.

– Как выглядел?

– Высокий... примерно вашего роста. Только значительно плотнее. Массивней, больше мускулов. И лицо не как у какого-нибудь там жулика. Я не мог поверить своим ушам: подобные речи не соответствовали его внешнему виду.

– Однако он убедил вас, – заметил я.

– Да. – Он пожал плечами. – Он стоял и слушал, как я звоню Уэзербису. А потом сказал: «Уверен, что вы приняли мудрое решение, мистер Дэмбли». Потом вышел из дома, и шофер его увез.

– И с тех пор вы ничего о нем не слышали?

– Ничего. А вы сдержите свое слово? Он сдержал...

Мой рот искривился в гримасе.

– Сдержу.

Он долго смотрел на меня.

– Если из-за вас Аманде причинят хоть какую-нибудь неприятность, будьте уверены, вы дорого заплатите за это... Дорого заплатите. – Он замолчал.

– Если случится, заплачу. – Пустые слова. Нанесенный ущерб исправить нельзя, и никакая плата тут не поможет. Надо быть предельно осторожным.

– Вот так, – сказал он, – вот таким образом.

Он повернулся на каблуках, вошел в дом, и дверь между нами захлопнулась решительно и бесповоротно.

На обратном пути я заехал в Хэмпстед поговорить с Колли Гиббонсом, одним из администраторов Хитбери-парк. Визит оказался не ко времени: его жена только что сбежала с каким-то американским полковником.

– Чертова кукла! Оставила мне вот эту кретинскую записку! – Он сунул мне в нос какую-то бумажку. – Прислонила к часам, как в каком-то дурацком кино!

– Простите, я, видно, не вовремя...

– Входите, входите. Выпьем по рюмочке.