Он уехал ночью, так и не сумев заснуть ни на минуту. Осторожно встал, высвобождая руку из-под головы спящей девушки, которая лежала к нему спиной, обнимая Марка. Усмехнувшись, растёр ладонью шею. Уйти сейчас – было самым правильным, но и отказать себе в том, чтобы ещё немного побыть рядом, Макс не мог. Почему настолько важным вдруг оказалось почувствовать, что для неё он лучше, чем Марк – не знал. Да и смог бы стать таковым? Вряд ли. Но это желание никуда не делось. Даже когда закрывал ей рот поцелуем, вбирая крик наслаждения, который выбивал из неё бёдрами. И особенно когда брал снова и снова, не в силах насытиться.
Добравшись до пентхауса брата затемно, Макс заказал билет на ближайший рейс до Питера, и вернулся в его серый предновогодний холод, так и не дождавшись возвращения брата. Так было правильнее.
Филадельфия, конец декабря 2013 года
Трехэтажный дом из красного кирпича, уютно примостившийся среди других себе подобных на старой улочке исторического центра Филадельфии, был традиционно украшен к Рождеству. На двери висел еловый венок, переплетённый листьями и ягодами остролиста; красно-белый козырёк над входом, который Марк помнил с самого детства, обвивала мигающая праздничная гирлянда. Располагавшаяся в этом здании пекарня «Под золотой розой» была единственным местом в мире, где он чувствовал себя спокойно. Так, как может быть только дома.
Здесь можно было не натягивать на лицо опостылевших масок. Здесь можно было побыть, как в детстве, – просто ребенком. Здесь он мог не строить из себя крутого парня, который три года тащил на себе атаку «Скорпионз», а теперь вынужден делать вид, будто все, что сейчас происходит с командой – просто временный кризис, который они скоро преодолеют. Именно это хотели слышать от него пресса и болельщики, и даже его собственные партнёры. Будто Марк был волшебником, которому только стоит сказать – и все сбудется. И он говорил. Старался находить после каждой игры положительные моменты, ободрять ребят. Они ему верили. От понимания этого на душе у Марка было совсем паршиво, потому что сам себе он не верил ни на грош.
Здесь, в уютной маленькой пекарне на первом этаже здания по Арк-стрит, 115 , где всегда было тепло и пахло корицей и ванилью, он мог отдохнуть от всего. От лжи, неудач, и незнания, что делать дальше. Здесь он мог не скрывать собственной беспомощности, не стыдиться её. Потому что здесь жили люди, которые знали его лучше всех на свете. И любили, независимо от того, выиграл он или проиграл свой очередной матч.
За прошедшее с начала сезона время Скорпионы одержали в лиге всего три победы и по-прежнему болтались на последнем месте турнирной таблицы Западной конференции. Сам Марк почти каждую ночь видел один и тот же кошмар – он бьет и не попадает в ворота. Он не попадает, даже когда там нет вратаря. Словно какая-то неведомая сила управляет проклятой шайбой, каждый раз унося её прочь от заветной рамки. Пятнадцать очков в сорока матчах – худший результат в его карьере. Так плохо он не играл даже в четвертом звене Флайерз.
С каждой новой неудачей Марк все болезненнее ощущал, как нашивка с буквой «С» на черно-серебристом командном свитере у самого его сердца, жжёт кожу на груди, словно раскаленное клеймо.
«…And finally… your captain… number eighty seven… Maark Bekker!» – растягивая гласные в имени, громогласно объявлял диктор его выход на лёд во время домашних матчей на «Голден лайтс арене». Сердце Марка, когда-то наполнявшееся гордостью от этих слов, теперь мучительно сжималось, а в висках вместо «ваш капитан» назойливо стучало: «ваш неудачник».