– Тот еще человек.

– Ненавижу…

– Взаимно.

– Хорошее ружье, – неожиданно сказал он. – У меня такое же. Я из него кабана убил в прошлом году.

– Может, и в этом убьешь кабана? Он ведь гораздо толще и симпатичнее меня. Он будет так рад.

Николай посмотрел мне в глаза тяжелым, скорбным взглядом и медленно опустил ружье. В его пьяной, ссутулившейся фигуре сквозило мировое отчаяние. Безнадежность последнего листопада.

– Сука… – прошептал он мертвым голосом и вошел в спящий дом.

Я с грустью посмотрел на ночное звездное небо. Большая Медведица сонно махала мне мохнатой лапой. Сука я, видите ли! А сам он герой-драконоборец! Рыцарь в заблеванных доспехах. А виноват, конечно, я.

Конечно, не я! Виноват коньяк, много коньяка. Интересно, что этот стрелок расскажет мне завтра? Еще одну слезливую историю о страшной ошибке? Так ли он ошибся? Где-то на пару другую рюмок.

И все же забавные плоды дала его выпрыгнувшая на волю асоциальность. Бесцельная, обреченная, она все равно ищет путь к спасению своего мертво-рождения. И вот они! Несмелые, жалкие, проигранные попытки. Социуму достаточно потянуть лишь за одну веревку. А таких веревок у него сотни. И каждая прочна, как вера еретика.

С Николаем мы встретились утром. В бане. Он смотрел на меня затравленным взглядом и долго ждал, когда мы останемся наедине.

– Прости, Саша, – сказал он наконец, дождавшись момента. – Прости дурака. Не знаю, что на меня нашло. В жизни такой ерунды не творил. Страшно вспоминать.

– Ружье хоть заряжено было?

– Да, – он опустил глаза.

– Бывает, Коля, – у меня эта ночь оставила минимум переживаний. – Половина от твоего следующего кабана – и в расчете.

– Спасибо, – он сжал мое плечо. – Еще раз прости.

После бани Николай сразу уехал. На меня он больше не смотрел. Сколько же правды сказал он вчера и сколько сегодня? Ведь убил бы. С радостью бы меня убил, если бы знал, что это поможет. Всех бы в доме перестрелял. И в соседних домах. И не перед кем ему было бы извиняться поутру.

– Не торопишься? – Безладов, как всегда свежий, незаметно подошел ко мне.

– Зависит от альтернативы.

– Тут рядом еще один день рождения празднуют. Надо съездить. А один не хочу.

– Я без подарка.

– Что-нибудь найдем. Мне много барахла надарили.

– Пить не буду. Не могу больше.

– Ну и будешь сидеть трезвый, как куропатка.

– Заманчиво. Но завтра, по любому, домой.

– Все не допишешь?

– Последние аккорды.

– И как в целом?

– Гениально!

– Совсем как у меня, – он зевнул. – Сейчас всех провожу и поедем.

Разъехались все часа через два. К этому времени я, несмотря на свои обещания, все же успел выпить стакан портвейна. В голове образовалась нехорошая пустота. Пустота, в которой не найдешь облегчения, только еще большую тяжесть. Пустота усталости и непонимания.

Я очень не хотел в один распрекрасный момент оказаться на месте Николая. Не хотел плакать по ночам и извиняться утром. Не хотел с разрубающей ясностью осознавать, что уже ничего не изменить. Зачем что-то менять? Ведь все скоро закончится. И, конечно, начнется снова, но уже без моего участия.

– Саня, не спи! Едем!

Едем, едем, не уедем. Я неловко встал и направился к машине.

Когда мы подъехали, я понял, что у Владимира была очень маленькая и скромная дача. Не дача даже. Так, сарай в закутке жизни. Здесь же за огромными чугунными воротами распологался едва ли не замковый комплекс, украшенный ухоженными насаждениями и античными скульптурами. В глубине угадывались пруд и теннисный корт. В общем, судя по всему, на этом дне рождения все-таки стоило выпить.

– Думается, тут после прошлого дня рождения не всех нашли, – я с сомнением смотрел на открывшееся великолепие. – А я без галстука.