– Ты молодец, как вовремя предложила идею на резиновом клее. Понимаешь, ведь если удастся, нам будет не беда, а счастье, мы же архитектуру тогда спасем. Она тут совсем простая, весь расчет и был только на идеальные пропорции, не раздражающие глаз. Основное – это театр. Гостиница и другие постройки – окружение, фон. А мы ушли в подземелье, нарушили линию. Я с этим уже мысленно смирился. А сейчас появилась надежда, – Антон загорелся, – стоп, а макет!

– Ну, во-первых, его можно не показывать завтра, а потом спокойно исправить. Во-вторых: макет показать, но объяснить, что это заглубленный, неудачный вариант. А в-третьих, просто сразу переделать.

– Хорошо бы переделать, но боюсь, не успеем. Ладно. Будем решать проблемы по мере их поступления. Так, работаем в моем кабинете, чтобы все вопросы тут же утрясать и согласовывать. Я за кульманом. Ты на столе для совещаний, подложи под планшет книги, если хочешь. Начинаем с планов.

Они жадно приступили к работе, подталкиваемые не столько страхом, что не успеют, сколько творческим порывом. Все складывалось просто идеально. Главное, удалось разместить необходимые эвакуационные лестницы и выходы. Цокольный этаж решили пока не разделять на помещения, а вроде как дождаться конкретного задания от заказчика.

Было уже совсем темно, когда вдруг порывом ветра распахнулось окно, и в коридоре послышался грохот, там что-то упало. Листы кальки парусами приподнялись над столом. Они оба бросились прижимать их небольшими тяжелыми предметами. Антон и Марша одновременно схватились за изящную гипсовую фигурку. Пальцы Антона коснулись руки Марши.

«Терпеть, не поднимать глаз, – приказал он себе. – Это будет равносильно провалу, если посмотришь на нее!».

Статуэтка осталась у Марши.

– Ой, Пушкин! – удивилась она и засмеялась, – какой хорошенький! Юный Пушкин-лицеист.

За окном бушевала настоящая гроза. Антон вышел в коридор взглянуть, что там так громыхнуло. Повеселевшая Марша споро переводила план с кальки на почтовую бумагу: «Еще тушью обводить, да, работы много, но надо же, Антон Григорьевич совсем ее не ругал, какой замечательный человек!».

Антон отсутствовал уже довольно долго. Марша решила не высовываться, а просто как можно больше сделать, пока его нет. В коридоре послышались голоса, в кабинет ввалились Бархин, мокрый и смеющийся, Саша Круглова в прозрачном дождевике с корзинкой, обвязанной целлофановым пакетом, и Антон, какой-то уж очень довольный.

– Я машину купил именно для того, чтобы барышень в грозу по работам развозить. Ладно бы уж романтическое путешествие! Представляешь, Мария! Приезжаю к твоему начальнику домой в девять часов вечера, в надежде его застать и похвастать своей новенькой четверочкой, цвета баклажан. Думаю, ну уж он точно дома. Супруга вся в слезах открывает дверь, говорит: «Нету! На работе!».

– Жень, не придумывай, в каких я была слезах! Я пирожки пекла, – смеясь, пояснила Саша.

– Ну, пекла! Эх! Весь рассказ мне смазала. Короче, говорит, поехали работяг кормить, то бишь вас, полуночников-греховодников.

Бархин с укоризною умудрился посмотреть на Антона. Тот, извиняюще: «мол, ну получилось так», приподнял плечи.

– Вы хоть голодные? А то мы под дождем, рискуя жизнью, доставляем им пищу, а они сидят в тепле и наслаждаются.

– Не то слово, какие голодные, я ставлю чайник!

Боясь нечаянно запортить едой расстеленные кальки, они пошли в свою рабочую комнату – пить чай. Пока перекусывали, а пирожки были просто необыкновенные, еще теплые, с яйцом и луком, и с яблоками, Антон вкратце обрисовал сверхзадачу. Подмога и кормежка прибыли вовремя.