«All dies ist Dank der Ihnen…» – прочитанная фраза все не шла из головы. Марша опять взялась за альбом. Теперь совершенно по-другому стала рассматривать фотографии и читать автограф на обратной стороне. В большинстве случаев значилась дата отправления и название города, иногда это было несколько предложений и факсимиле: Greta. Тексты написаны на немецком и английском языках. Вернее, часть надписей на английском, а остальные на языке, похожем на немецкий. Зазвонил телефон.

– Алло, Мария! Это Виктория…

– Здравствуйте, Виктория Эдуардовна! – поторопилась ее узнать Марша.

– Мария, я была у твоих родителей, они меня позвали на чай. Хорошие у тебя корни. Мать отдала мне деньги за квартиру, еще за три месяца. Я сделала им скидку, равную стоимости проезда из Ленинграда к тебе. Мне наживаться на людях не обязательно, я с голоду не умираю. А вот наследство берегу, хочу, чтобы оно в хороших руках было. Да, видела детскую комнату, очень понравилась. Родители мне твою историю рассказали, значит, решила все-таки стать архитектором? Хвалю и уважаю! В знак моего расположения хочу сделать тебе подарок. В углу на полке рядом с пианино стоит банка из-под чая с изображением Стамбула. Там лежит ключик. Ты им открой нижний ящик письменного стола. В нем мной спрятана коллекция покойного дяди – все прижизненные книги Ле Корбюзье, я не слишком этим увлечена, продавать тоже не буду из этических соображений. А тебе вот хочу подарить. Чтобы не прерывалась нить. Если ты задумала стать настоящим архитектором, станешь. Я в это верю! У меня такое условие: никогда, ни при каких обстоятельствах коллекцию не продавать и не разделять. Это тебе от нас талисман и оберег. От таланта к таланту.

– Виктория Эдуардовна… Нет слов, я просто не заслуживаю такого подарка и такого отношения к себе! Я ничего в жизни не сделала, мало того, жила эгоистично, о родителях не думала, а они ведь очень переживают за меня. Я всегда поступала так, как хотела. Вспоминать стыдно об этом, и не умею я пока ничего. Мне повезло, что я встретила вас, поселилась в вашем доме, работаю с Антоном Григорьевичем и ребятами! Я даже не понимаю, за что мне это все!

– Да за твои страдания, вот за что. А ты на ус мотай, как к тебе люди относятся, ты им тоже добром на добро отвечай.

– Да, я так много думаю о жизни сейчас, анализирую. Будто второе дыхание открылось. Даже страшно, что у меня хорошо, а у людей столько проблем, жить трудно, все какие-то потерянные, такое в стране творится!

– Так, мне с тобой болтать дорого! Дом береги! Удачи тебе, милая!

– Ой-ой, Виктория Эдуардовна, а как зовут прежнего хозяина, вы можете сказать?

– Хвалю, значит, по ящикам не рылась, но, видно, что-то накопала!

– Я фото в кожаном альбоме смотрела с архитектурой… – Марше стало неловко.

– Его звали Николай Генрихович Вульф, а отца Генрих… Вульф, какой-то там фон, точно не помню.

Сегодня Саша попросила Антона прийти пораньше. Просто попросила и все. Без объяснений и намеков. Антон внутренне напрягся. Что могло случиться? Действительно, он всю неделю возвращался домой поздно – задерживался на работе. Но Саша душевно сочувствовала и открыто радовалась его приходу, обычно они вместе ужинали. Вернее, ужинал Антон, а Саша пила травяной чай и рассказывала о последних домашних событиях. Она никогда ни о чем не спрашивала Антона в этот момент, зная, что нормально поесть ему удается только вечером, дома. Потом Антон недолго посвящал ее в свои дела и отпускал спать, а сам еще смотрел новости или читал газеты. Атмосфера в семье была хорошая. Саша мужественно держалась, при нем не плакала и не вспоминала о случившемся, но Антон знал, что она помнит, грустит и украдкой плачет. Маринка, Сашина подруга, встретив Антона на улице, неожиданно шокировала его: