– Пусть Вик расскажет про свой первый сексуальный опыт, – откликнулся кто-то.

Дамы захихикали, будто школьницы, которым на уроке половой грамотности объясняют, что такое прокладки.

– Я не буду рассказывать про это, – просипел Виктор.

– Будешь, или получишь оплеуху, – поставил ультиматум Крис.

Виктор вздохнул, и боль отозвалась эхом. Оплеуха крайне нежелательна, как и любое движение.

– Мой первый сексуальный опыт был с женой. В первую брачную ночь, – сказал Виктор.

Ладонь Криса коснулась щеки Виктора. Раздался хлопок. Голова Виктора склонилась на бок. Щека загорелась. Вилка, как и ожидалось, причинила невыносимую боль. Виктор поспешил принять исходное положение. Боль не утихала. Из глаз покатились слёзы. До сегодняшнего дня Виктор плакал последний раз в возрасте семи лет. Тогда отец увидел, как его малолетний сын курит в овраге, и выпорол Виктора. Виктор поклялся больше никогда не курить, но клятва не продержалась больше десяти лет.

– Я же рассказал, – прошептал он.

– Ты соврал! – рявкнул Крис. – А публику интересует правда. Со всеми подробностями. Отрабатывай свои деньги, чёрт возьми!

Крис был рассержен, и Виктор не хотел получить ещё одну пилюлю. Это унизительно и больно.

– Мне было около четырнадцати лет. Я уже пробовал пиво и курил дешёвые сигареты, чтобы казаться взрослым хотя бы самому себе. В школу постоянно приходили люди из общества охраны здоровья. Они распылялись о том, что подростки являются детьми, а поэтому не имеют права употреблять продукцию для взрослых. Спиртное и сигареты подрывают здоровье, поэтому только взрослый может сделать осознанный выбор в пользу или против данных изделий. Недоступность привлекала ещё больше, и я, как и многие мои одноклассники, сделали свой обдуманный выбор. Позже мы поняли, что осознанный выбор сделан за нас. Ореол недоступности – маркетинговый ход производителей алкогольной и табачной продукции. А общества борьбы с курением и алкоголизмом спонсируют эти самые производители. Неудивительно, что после их лекций подростки подсаживаются на алкоголь и табак, а когда понимают, что сглупили, не могут остановиться.

– Ближе к делу, – перебил Крис.

Виктор перевёл дух. Боль утихала, и это не могло не радовать. Виктор продолжил:

– Как я и сказал, мне было около четырнадцати. У меня было много друзей, с которыми я пил пиво после школы, курил за углом на переменах. Каждый вечер мы собирались в подвале, который называли «Сходное место». У нас была договорённость не рассказывать взрослым и девчонкам о «Сходном месте». Взрослые запретили бы нам там собираться, а девчонки растрепали бы всем вокруг. Однако Кирилл Малышев своё обещание не сдержал. Однажды он появился в «Сходном месте» с Ирой Гавриловой. Гаврилова училась в параллельном классе. Она была редкой занудой, каких поискать. Гаврилова училась на пятёрки и четвёрки, но никому не давала списывать, поэтому её никто не любил. Впрочем, хорошистов любят только учителя независимо от того, дают они списывать оболтусам или нет.

– Зачем ты её притащил? – возмутился я.

Пока я был один в «Сходном месте», но надеялся, что скоро подтянутся остальные.

Гаврилова вывернула из пакета две полторашки пива, и Кирилл заявил, что Ира решила угостить нас пойлом. На Гаврилову это было непохоже, но я перечить не стал. У подростков всегда проблема с деньгами, а халявное пиво шло на пользу. Мы выпили всё. Гаврилова ограничилась несколькими глотками, поэтому пивной запас уничтожали мы с Кириллом. Остальные так и не пришли. По иронии судьбы у всех возникли неотложные дела, придуманные родителями, и маменькины сынки не смогли отказаться. Гаврилова гнала туфту о том, что не готова к завтрашнему уроку, и впервые получит двойку. Я молчал, будучи уверенным, что Гаврилова врёт, потому что такие, как она, не могут быть неготовыми. Они всегда всё знают, и учителя всегда ими довольны.