– А вы… Хм! Нейтралитет и неучастие в военных союзах, это ведь ваша официальная доктрина. Манифест после коронации и всё такое… – Шестерёнки в моей голове крутились с бешеной скоростью. – И Наталю мы помогали только косвенно, легион – это ведь не танковая армия и не пехотный корпус.
– Да, да, да и многие в правительстве и сенате считали такое моё решение ошибочным. Заключить официальный союз, поддержать Конгрегацию против лаймов и их прихлебателей… Знаете, что президент Грэй месяц назад подал заявку на вступление в Альянс?
– Проклятье, – сказал я. – Как думаете, долго бы продержался нейтралитет империи после того, как всем стало бы известно, что вас убили анархисты? Те самые, которые до этого пытались подорвать изнутри могущество Тевтонского ордена, имеют огромную популярность на Сипанге и чуть ли не официально лобызаются с президентом Грэем? Тем самым Грэем, который месяц назад подал заявку на вступление в Альянс, под крылышко лаймов?
Царёв даже жевать перестал:
– Погодите-ка! – сказал он. – Под таким углом я на всё это и не смотрел.
– Кошмар, правда? – Залпом выпив весь свой тинто ди верано, я встал и одёрнул китель. – Нужно перехватить Изабеллу Ли до концерта. Не одного меня тут играют втёмную.
Глава 7
Товарищ Саламандра
Я и не знал, что в Саркеле так много любителей джаза. Огромная толпа осаждала филармонию, тщетно надеясь пробиться внутрь, хоть одним глазком поглядеть на заморское диво – Изабеллу Ли, золотой голос Сипанги.
Меня не интересовали места в зале, мне нужно было за кулисы, и потому после кафе «Каркассон» мы с Царёвым некоторое время ошивались в скверике у этого храма музыки, выискивая жертву. Она нашлась – тот самый седой деловитый мужичок в потёртом рабочем фартуке, с цигаркой в зубах. Иногда его зовут Петрович, иногда Кузьмич, иногда Николаич, но он совершенно точно имеется в каждом подобном учреждении и является незаменимым специалистом. Там подкрутить, здесь приколотить – филармония рухнет без такого человека.
И обычно такой человек не против подзаработать, тем более, если от этого никому не будет вреда. Ну что плохого может случиться, если он пропустит за кулисы журналиста и фотографа, да ещё и аккредитованного Имперским географическим обществом?
– Только, значицца, в неглиже артисток не фотографировать, и бардак в подсобке тоже, – погрозил он пальцем, пряча купюру в карман и поправляя картуз.
Так что в назначенный час мы с Царёвым просто обогнули всю толпу саркельцев и гостей города у парадного входа и постучали в небольшую дверку цокольного этажа. Прямо в лицо мне вылетело облачко табачного дыма, и хриплый голос произнёс:
– Давайте-давайте, значицца, пока тихо…
Мы прошли в пыльный полумрак закулисья. Как и многие старорежимные постройки, филармония была разгромлена при Ассамблеях, а теперь, при Новой империи, восстановили фасад и зрительный зал. Внутри, там, где не видит публика, всё пребывало в совершенно раздолбанном состоянии. В паркете пола не хватало дощечек, из балок торчали гвозди, одна из труб текла сквозь пропитанную жидким стеклом тряпку в подставленное под неё ржавое ведро.
– Отменно, – сказал я. – Обстановочка у вас…
– Фотографировать не смейте! – погрозил пальцем наш проводник.
– А то что – император увидит? – не сдержался Царёв.
– Ты императора не трожь! – нахмурился театральный работник. – За такое можно и в зубы! Величество, болезный, за нас страдает, а ты…
Брови Ивана поползли вверх, но он ничего не сказал.
– Там гримёрки, у этих дверей ждите, никуда не лезьте до конца выступления. Вон, слышите, она уже орёт, значицца, надрывается, как баба на сносях, Изабелла ваша. Сорок минут надрываться будет, потом уже, может, и уломаете её на это, как его… Энтервю! Она до денег шибко падкая, значицца, ей мэрия отвалила за концерт многие тыщщи!