Лошадка, кстати, была моя старая знакомая – ушастенькая Зайчишка. Если бы не её добрый нрав, плавный аллюр и сочувственные взгляды, которые эта милая животинка бросала время от времени на страдающего меня, я бы точно плюнул и пошёл пешком.

– Взгляните! Если эти блооди скаам прорвутся через перевалы, в Натале их ждёт тёплый приём! – Боота указал ладонью на ближайший к нам крааль.

Это укреплённое поселение выстроил Луис, его старший сын. И неудивительно – население Наталя выросло за счёт риольцев, бежавших от освободителей-федералистов. Появились рабочие руки, демографическая ситуация позволила части молодых гемайнов, которых пока не призвали в коммандо, задуматься о собственном поместье.

Хотя этот конкретный крааль напоминал не поместье, а настоящий замок, выстроенный по всем правилам фортификационного искусства конца прошлого века. Возведённый из земли, бревен и обожжённых кирпичей, он представлял собой настоящий звёздчатый редут с восемью углами-люнетами. На каждом из них развевались флаги Наталя и дежурили подростки с винтовками, охраняя кафров, которые углубляли рвы у подножия бастионов и вкапывали в их дно заострённые колышки.

Конечно, сейчас редутов не строили, но по-другому защитить дома и хозяйственные постройки не представлялось возможным. Не селить же людей и скотину в блиндажи и землянки на постоянной основе?

Невдалеке сам Луис Боота, насупленный и недовольный, объезжал на горячем жеребце стадо коров. Завидев нас, он пришпорил коня и приблизился, сходу начав ругаться с отцом на гемайнском наречии. Как я понял, он возмущался по поводу того, что ему не разрешили уйти в коммандо на границу с Федерацией, в вельд. А Кристиан Боота объяснял надёже и наследнику, что его задача не менее важная, и тыкал пальцем в меня, мол, я могу пояснить лучше.

– Дамн йо! – ругнулся Луис. – Что он скажет? Что пристрелил парочку каннибалов? Я знаю этого имперца, он неплохой человек, но настоящие бои развернутся в вельде. Там будут рваться снаряды, скакать всадники, гореть земля, а я должен сажать кукурузу и бабиться с женой? Дамн!

– А ну-ка тихо! – рявкнул старый Боота, и его сын тут же как-то уменьшился в размерах. – Шаам! Шаам! Такие слова на отца? Если бы не малыши-кафры, здесь уже были бы сотни Тарантулов с ассегаями! Кафры и наши союзники из иностранного легиона встали на их пути! А что будет, если к Тарантулам придут Скорпионы, Аспиды, Сколопендры и прочий блооди скаам из Сахеля? Что будет, если кафры дрогнут или погибнут все до одного? Кто защитит их семьи, защитит Наталь? Не знаешь? Я скажу тебе! Ты! Ты и другие первенцы, кого не взяли в коммандо. Вы наш последний рубеж! Или ты думаешь, что твой крааль один такой в предгорьях, что инженеры из Протектората начертили план только тебе? Густав Гёссер строится на семь миль западнее, Отто Бенхауэр на пять миль восточнее. Сколько у тебя людей, а?

– Полсотни юношей и стариков… – потупился Луис. Он уже понял, что был неправ.

– Полсотни гемайнов! Если кафры увидят, что кто-то из соседей осаждён, что сделают пять десятков гемайнов в тылу врага?

– Снимут пять сотен скальпов! – понимающе ухмыльнулся младший Боота.

Он явно повеселел. Вот ведь свирепый народ! Им бы в ветхозаветные времена жить, ей-Богу.

После отдыха в краале-редуте Луиса и странном общении с молчаливым инженером по фамилии Манштейн, которое заключалось в совместном распитии десяти чашек ройбоса на двоих и разговорах о лютневой музыке шестнадцатого века, я двинулся дальше в сопровождении мальчика-кафра на осле.

На лошадях кафры не ездили, а вот ишаков порой седлали. Мальчик ехал за газетами и лекарствами в Самарию, так что взялся меня проводить, поскольку оттуда до Капернаума, где расположилось имперское посольство, было рукой подать. За десять часов дороги и три привала этот пятнадцатилетний джентльмен здорово успел утомить меня своими разговорами о политике. Большего патриота и шовиниста, чем этот юноша, я до этого не встречал.