Однако, около умирающей никого не видно!? И это обстоятельство наводит на грустные размышления.
Ты, наверное, подумал, что это очень несчастная и очень одинокая женщина? Не-ет, это не так. Старушка хоть и жила одна, но одинокой и тем более несчастной её не назовёшь, да и больной тоже. Она просто занемогла последнюю недельку, вот и всё. И потом, она прожила очень долгую жизнь – ей недавно исполнился 101 год, и до последней недели она всё ходила и хлопотала по дому, журила и наставляла своих многочисленных деток, которые зовут её просто мамушка, с ударением на втором слоге. Единственное, с кем ей было жаль расставаться и о ком она беспокоилась, это о детях. Как-то они будут без неё? Что с ними станется?
Потом, это только на первый взгляд, кажется, что сейчас дома кроме старушки никого нет, а если внимательнее приглядеться, то можно увидеть, что от подушки Елены Никаноровны даже на минутку не отходит молоденькая и очень красивая девушка – это Дуня, – Дуня тонкопряха. А за подушкой разместился, усатый кот – Мурлотик. Елена Никаноровна гладит его за ухом и тот в знак благодарности мурлычит, потому и Мурлотик. Только все обитатели дома настолько маленькие, что их сразу и не заметишь. Самый большой из них – Заступник и тот не больше двадцати сантиметров роста, а уж про Мурлотика или Пустолая и говорить нечего.
Дуня – тонкопряха – девушка скромная, заботливая и очень аккуратная. А не аккуратной она и быть не может, потому как тонкопряха и золотошвейка. Дуня прядёт очень тонкие нити, шьёт красивые платья и расшивает их золотом – очень сложная и кропотливая работа, скажу я вам. И делает она эту работу на загляденье умело, потому и заказов у неё никогда не убавляется.
– Ты бы, Дуняша, пошла, отдохнула, – говорит мамушка ласково. – Уж, какой день, доченька, от меня не отходишь и глаз не смыкаешь. Позови ка мне Васеньку и непременно сейчас, чтоб пришёл с гармошкой, пусть моё сердце порадует, да скажи Катерине, что уж очень хочется перед смертным часом её калачей испробовать и не столько поесть, сколько их запахом насладиться. Пусть напоследок за столом все соберутся, а посреди стола, чтоб калач наш Саратовский жаром дышал, потом уж будете без меня собираться.
– Да, что вы такое говорите мамуша? – немного укоризненно и с азартом сказала тонкопряха, вы у нас ещё сто лет проживёте.
– А ты не сердись, Дуняш. Я ведь знаю, что говорю. Вот ты меня жалеешь, это хорошо, значит сердце у тебя чуткое и отзывчивое. Меня, Дуня, бог пожалеет, а я вот о вашей судьбе думаю, одни вы у меня остались неопределённые, не успела я вам место найти, вы уж простите старую. Только я больше думаю не о вашей неопределившейся судьбе, а о тех детках, кого не успела образовать… Это я о Васеньке говорю. Но и это ничего, бог ему поможет…, руки мои ослабли и не сделали положенного.
– Он у нас и так славный, – зарделась Дуняша.
– Я знаю, что он славный и душа в нём хорошая, только душа не закалённая, неустойчивая, а значит и соблазняющаяся, трудно ему будет…
Дуня хотела ей возразить, но мамушка опередила её. – Нет,… нет…– ты мне ничего сейчас супротивного не говори, а лучше пойди и передай Катерине-калачнице, чего просила.
– Хорошо, мамушка, сейчас же иду к Катерине. Калачик будет самый отменный, ведь лучше нашей Катерины в целом городе никто калача не испечёт,– сказала Дуня и, не скрипнув ни одной половицей, вышла в соседнюю комнату. На место Дуни тут же передвинулся Мурлотик. Он как будто только и дожидался, чтобы занять Дунино место.
– А кто это там у нас на чердак забрался? – спросила кота Елена Никаноровна, вслушиваясь в доносившиеся с чердака стуки.