Потом я оценила и полюбила этот вид отдыха, мы стали часто выбираться туда с подругами, я узнала, что там есть зоны только для женщин, но в целом никто не смущается, все привыкли.

Другое открытие настигло меня, когда впервые пообщалась с польскими полицейскими, – у нас украли самокат, который дочка на минуту оставила во дворе не пристегнутым.

Вот тебе и Европа.

Самокат был хороший, мне его было жалко.

«Ну и ладно. Как говорил Глеб Жеглов: „В Англии не меньше нашего воруют. А правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать“, – думала я. – Конечно, бывает со всеми, но тут ведь камеры, воришку моментально вычислят, пропажу вернут, справедливость восторжествует! Тут точно царят закон и порядок!»

Первое, что бросилось в глаза в полицейском участке, куда я пришла писать заявление, – комнатка, отделенная большим стеклом. Там, как неспешные рыбы в большом аквариуме, копошились люди в синей полицейской форме.

На самом стекле была надпись: «Не стучите в стекло». По-польски это звучит очень забавно: «Не пукайте в шибэ».

Я улыбнулась от этого частного случая межъязыковой омонимии, воображение сразу нарисовало мне посетителей, решивших привлечь к себе внимание таким экзотическим способом.

В холле, кроме меня, была парочка небритых мужчин в спортивных костюмах, старушка, одетая в светлый жакет и узкую юбку. Она была при макияже, маникюре и укладке и единственная из всех заметно нервничала и торопилась.

Наконец дошла очередь до меня.

Поначалу полицейский вообще отказался принимать заявление.

– Что? Самокат? Детская игрушка? Вы бы еще с погремушкой пришли! Мы принимаем заявления, если стоимость пропажи выше 500 злотых! – кипятился он.

Пятьсот злотых – это около ста евро. Я открыла сайт местного спортивного магазина и нашла аналогичную модель. Выходило чуть-чуть больше, так что я робко протянула ему телефон.

– Он стоит 540, проше Пана…

– Ничего себе! Самокат! За пять сотен! Знаете, у меня тоже есть дети, и у них есть самокаты. Но мне бы в голову не пришло покупать такой дорогой!

Надо сказать, тут тоже вышло забавно. Самокат по-польски – «хуляйно́га». Дочка, на тот момент польского не знавшая, тихонько поинтересовалась, почему этот полицейский все время матерится и какие у него претензии к ногам…

Он еще поворчал, но заявление принял. Конечно, ничего не нашли. Камеры, как назло, смотрели в другую сторону, а неизвестные злоумышленники не попадали в кадр.

Приближался август – тот срок, который я оставляла себе на «подумать», чтобы оценить, получилось или нет. По сути, оценивать было нечего – документы на ВНЖ я подала, но никакого ответа не получила, в школу детей не записала, садик не нашла.

С садиками по-прежнему не везло, но к этому я была готова, а школы открывались только в конце августа.

Вот тогда-то и раздался звонок от мамы.

– Доченька, уже конец августа, не засиделись ли вы там? Девочкам скоро в школу, надо все закупить. Форму я очень красивую нашла, съездим померить, наверное, выросли уже… учебники, тетради…

– Мам, мы остаемся.

– В смысле?

– В смысле не вернемся. Остаемся в Польше. Девочки тут пойдут в школу.

– Как не вернетесь?.. – мама молчала с минуту, потом отключилась, так и не сказав ни слова.

Наверное, только в эту минуту я вдруг ощутила всю реальность происходящего. До этого было что-то вроде игры – легко, танцуя, пройти по канату, который лежит на полу. Обернулась – а он натянут над пропастью. Страшно до мурашек, до дрожи в позвоночнике. Но обратно уже не пройти – еще страшнее.

Мама не разговаривала со мной еще три месяца. Не звонила, не писала, не спрашивала, как мы. Наверное, еще надеялась, что мы передумаем.