Комната Клодетты была пуста. В углу рядом с окном, покрытым морозной коркой, таинственно мерцало напольное зеркало в тяжелой деревянной раме. Я сразу направилась к нему. Не терпелось оценить свою новую внешность.

Овечка Мэри оказалась хорошенькой. Коса толстая, как два мужских кулака, по цвету чистое золото и длиной до попы. Глаза теплые, карие. Щеки румяные, только худые больно. Раздобреть бы девице слегка — и была бы красавица глаз не оторвать! Пусть и тростиночка, но грудь — ух! Не жалкие прыщики — спелые дыньки. На такую и принц клюнет, если приодеть да на бал отправить.

— Что ты тут делаешь?! — раздалось возмущенное от двери.

В зеркале отразилась замершая на пороге Клодетта. Ее ноздри раздувались.

— Живу здесь, — пожала я плечами и демонстративно уселась на кровать.

Рот тощей приоткрылся. Она поморгала, потом зашипела сквозь зубы, аки кобра:

— Это моя спальня, а ты вали в свою конуру.

Вместо ответа я забралась под толстое пуховое одеяло, опустила голову на мягкую подушку и с блаженством закрыла глаза. Внезапно навалилась чудовищная сонливость — никаких сил бороться. Наверное, душа устала после путешествия в другой мир. Темнота под веками заклубилась, закружилась, затягивая в свой омут, но тут пелену мрака разорвал пронзительный визг:

— Маменька! Мэри заняла мою кровать! Маменька! Она не хочет уходить из моей комнаты!

Я зевнула.

Слуха коснулся звук шагов. Скрипнула дверь, открывшись шире.

Голос мачехи донесся до меня словно из-под земли — тихий, едва различимый шепот.

— Не трогай ее. Спит? Ну и пусть спит. Через пару часов приедет мистер Года́р, и мы от нее избавимся. Уже завтра ее здесь не будет. Мы получим хорошее вознаграждение, но главное, — приберем к рукам наследство ее ничтожного папаши. Блэквудское чудовище сожрет эту зазнавшуюся мерзавку, как сожрало всех девиц до нее. Спи, Мэри. Скоро ты уснешь навечно.

Мачеха думала, что я ее не слышу, но я различала каждое слово. Мне хотелось ответить, но язык не ворочался, а веки казались тяжелее гранитных плит, свинцовые, неподъемные, будто склеенные. Меня все глубже затягивало в колодец мрака. В пучину сна, который казался навязанным. Словно кто-то очень хотел, чтобы я уснула.

«Следуй за огнем, — раздался в темноте голос. — Следуй за огнем и ничего не бойся».

* * *

Мистер Годар явился в Гринхолл после обеда. В окне я увидела, как к дому подъехал черный экипаж и из него на снег вышел плюгавый мужичок с тростью. У него были яркие рыжие волосы и такая же рыжая, огненная борода.

«Следуй за огнем», — тут же вспомнился шепот во сне.

— И ничего не бойся, — продолжила я фразу, наблюдая за тем, как мужичок поднимается на расчищенное от снега крыльцо и исчезает в доме.

Но ничего не бояться не получалось. Меня накрыла очередная порция воспоминаний, и от них кровь в жилах заледенела.

Мэри знала этого мужчину. Ее память подсказала, зачем он приехал, и по плечам пробежала зябкая дрожь, словно подуло холодом из открытой форточки.

Стало ясно, что задумала мачеха. Этого тщедушного мужичка с рыжей бородой знала каждая девица Ниена и отчаянно боялась однажды увидеть его на пороге своего дома.

— Мэри, спускайся в гостиную, — пропел из-за двери мерзкий голосок Клодетты, полный злорадного ликования. За ним раздался злобный смешок свинюшки, а следом удаляющийся топот. Сестры-змеюки бежали по коридору, хихикая и, судя по звукам, подпрыгивая от радости. Предвкушали, как от меня избавятся.

Со вздохом я отправилась за ними на первый этаж.

Гостиная была не только самой роскошной комнатой в доме, но и самой холодной. Протопить такие большие покои не мог даже огромный камин, способный вместить целого зажаренного быка.