Теперь же жизнь, высвобожденная и сочная, плескала через край. И вся, от колючих и вкусных снежинок до хруста под лапами, принадлежала ей. И делать с ней теперь можно было что в голову взбредет. Можно всё! И сразу.
Сказала себе, что не хочет ничего помнить – и прошлое перестало существовать. Лопнуло, как мыльный пузырь, взвилось легким снежком и осело в ближайший сугроб. А весной и вовсе стает. Навсегда. Так легко. Над головой оскорбительно проухал филин, зашипела на старого для острастки. Тот только расхохотался: он высоко, его не достать. Тут же выкинула глупую птицу из головы. Еще поохотилась на тетеревов и опять не поймала ни одного. Новенькое тело, детски неловкое, промахивалось раз за разом. К этому времени снова проголодалась и решила в следующий раз уже не баловаться, а хватать, что первое попадется. Приникла носом к насту…
А попадались всё застарелые, почти выцветшие узоры запахов: то куропатка, то заяц, то сохатый… Ни одного свежего. Но до рассвета было еще далеко, в воздухе ощутимо теплело, шуршали могучие сосны. А потом нашлось непонятное. Вдруг из ниоткуда, словно бы из воздуха выпрыгнул, появились следы человека. Причем человек пах неприятно – грязью немытого тела, засохшей кровью и усталостью. Фыркнула, хотела бежать дальше, но любопытство пересилило. Принюхалась. Человек был болен, напуган и появился здесь примерно три часа назад. В таком состоянии он легкая добыча. Людей есть нельзя вроде, только забыла, почему. Просто нельзя. И всё-таки пошла по следу. Судя по всему, человек шёл медленно, местами встречались глубокие пролежины – укладывался отдыхать. Через какое-то время след окреп, уже не приходилось напрягаться, выискивая его среди других ярких ниточек и мазков. След человека сделался магистралью, по которой побежала теперь уже быстро и уверенно. Чувствовала – расстояние сокращается. Азарт преследования разгорелся заревом. Побежала уверенно. В брюхе заурчало.
Потом не следы – уже ветер принес отблеск человека, и глаза застило алое голодное и радостное возбуждение.
Рвать и терзать! Рычать, наскакивать, тащить и волочь!
Поиграть, как кошка с мышью!
Пить теплое, вкусное, щедрое! Есть! Наконец-то утолить дикое и тяжелое, что поднимается из глубины! То, чего никак не сумел утолить съеденный где-то далеко кусок мертвого, холодного, несколько раз замороженного и размороженного мяса! Вместо мертвого – живое и трепещущее… Чуждый, но родной целиком, от когтей до кончика хвоста инстинкт. И плевать, что двуногих трогать нельзя. Они вкусные.
Радостно зарычала.
Человек – добыча – пища – первая охота! Близко. Еще ближе. Беззащитен…
Ну же!
Он даже сам упал. Свежая медная кровь.
Попытался подняться… Смешной. Как слепой кутенок.
Подобралась совсем близко. Ноги его не держат. Раненая дичь.
Обошла кругом. Понюхала задумчиво воздух. Двуногих есть нельзя. Вспомнила, почему. У них собаки. Большие, злые. Натравят собак, и полетят клочки по закоулочкам.
Вкусная кровавая дрань. Нет, в воздухе больше не пахло куропатками. А след кроля давно остыл и затерся. И тут нет собак, слишком далеко до человечьего жилья…
И прыгнула. Отбивается руками, дурной.
От меня уже теперь точно не уйдешь… Поиграем чуть-чуть… Хочешь? Даже не вскрикнул. Очень слаб? Так неинтересно. Ну! Играем!
Снег брызгами, медь запаха и весело, весело, весело!
И вдруг прошептал что-то. Что?!
И… словно бы удар под дых – воздух из легких вышибло. А кожу – по живому вывернули наизнанку. Уронило на землю. Закричала от боли, в этом крике меняясь, становясь другой… прежней…
Возвращаясь в себя.
Андрей
ПОДНЯТЬСЯ И ИДТИ