Не важно! Вот я – королева… Нет, лучше пока еще принцесса, самая младшая, наверняка немного избалованная: такой ничего не стоит вмешаться в разговор отца с канцлером и задать дурацкий вопрос, требующий немедленного ответа. Или даже потребовать помочь решить задачку, потому что первый путешественник никак не может встретиться со вторым, вышедшим ему навстречу, сколько ни бейся!
Но как она обращалась к канцлеру? Только по имени или называла, скажем, дядей, раз уж знала с детства? Вряд ли у них были настолько близкие отношения… Вот если бы канцлеру оказалось за семьдесят, тогда еще возможно, хотя… Не думаю, чтобы в королевской семье позволялись вольности по отношению к посторонним, пусть и очень верным людям.
Тут мысли мои свернули на другую дорожку: у ее величества ведь очень много родственников. Есть дядья и тетки, взрослые кузены и кузины, и прочие, прочие… Почему же регентом стал именно канцлер? Он ведь даже не коренной дагнарец! Такое имя поди выговори: Одо Химмелиц, герцог Мейнард… Его отец выслужился из низов, удостоившись внимания тогдашнего короля, получил в итоге и должность, и титул, сын пошел по его стопам. Правда, он рос бок о бок с покойным королем и, наверно, тот доверял своему канцлеру? И оставил какие-то распоряжения на случай своей непредвиденной гибели? Но как он мог предвидеть, что выживет только Дагна-Эвлора? Или его указания касались любого из детей? Хотя какие же они дети, наследник давно справил совершеннолетие, второй принц готовился к этому, следующие за ними принцессы-двойняшки уже были помолвлены…
С другой стороны, даже наследному принцу нужна поддержка. Конечно, совершеннолетнему регент не нужен, но неужели бы он отказался от помощи опытного канцлера?
«Может, и отказался бы, – невольно подумала я, – если бы решил, что тот пытается влиять на него. Или ему просто не нравился занудный и дотошный чиновник… И что бы возобладало? Желание сделать по-своему или здравый смысл? Погоди, а кто сказал, что все решения канцлера продиктованы здравым смыслом?»
Я поняла, что запуталась, и уставилась на собеседника. Вернее, сомолчальника. Он взял с журнального столика газету и просматривал ее, не обращая на меня внимания, но мне почему-то мерещилось тиканье часов. Пока лишь секундная стрелка шелестела по циферблату – «тик-тик-тик!» – но еще немного, и подвинется минутная с тяжелым «так…»
Нужно было выполнить его требование. Пускай даже в первый раз выйдет неважно, это все равно лучше, чем сидеть и молчать. И я спросила первое, что пришло в голову, изо всех сил постаравшись не запнуться на непривычном имени:
– Одо, а мэтр Оллен – волшебник, да?
Он опустил газету и смерил меня таким взглядом, что я сильнее вцепилась в ручки кресла. Потом вдруг едва заметно улыбнулся:
– Вышло лучше, чем я мог предположить. Но вам придется попрактиковаться. Когда мы наедине или в дружеской компании, представляйте, что я ваш любимый дядюшка, к примеру.
– Я ведь сирота, – напомнила я.
– Вы – да, а ее величество до недавнего времени росла в большой семье. И на что вам воображение? Неужели вы никогда не мечтали о подобном?
Я опустила голову. Мечтала, конечно, и еще как… Правда, иногда слышала рассказы домашних девочек о том, как живется в таких семьях, и думала – по сравнению с некоторыми мне еще повезло. В пансионе меня никто не бил просто так, от дурного настроения, – розги и прочие наказания можно не считать, их еще нужно ухитриться заслужить, – не оставлял голодной на целый день… Нет, раз-другой я лишалась ужина, но добрая Мика все равно приносила что-нибудь, да и у девочек были припрятаны хоть галеты, хоть сухари на такой случай… Никто не кричал, не обзывал просто потому, что я не вовремя попалась на пути, не портил мои вещи (опять же стычки с другими воспитанницами – совсем другое дело), не выгонял зимой на улицу в тонком домашнем платье, не запрещал читать… Ну, почти, кое-что я все-таки листала исключительно тайком, но опять-таки это совсем другое дело! А еще мне не приходилось хлопотать по хозяйству, присматривать за маленькими братьями и сестрами, топить печь, бегать за покупками, носить воду…