Выйдя из церкви, я заметил на ее глазах слезы. В таких случаях бессмысленно задавать вопросы о природе слез, поскольку внятного ответа на него нет.

Покатив в Ереван, мы не обмолвились ни словом. Лишь подъехав к развилке на Чаренцаван, Анна попросила свернуть направо, и мы возвратились в нашу столицу через Егвард. Я не находил ничего странного в том, что мы всю дорогу молчали, углубившись в свои мысли. Это была релаксация организма после пережитых эмоций.

Казалось бы, я должен был думать о моей прелестной спутнице, но проклятый мозг мне подкинул иную тему. У армян есть несколько основных святынь, одной из которых является высокогорное пресное озеро Севан. Тысячелетиями на нем существовал остров, с которым связано много событий, воспоминаний и легенд, принадлежащих всем поколениям людей, пусть даже давно умерших. И вот приходят чиновники, которые берут на себя, не смелость и ответственность, а наглость разорения святыни, принадлежащей всем армянам со времен Ноя. Но по принципу непогрешимости чиновничьей рати, увидев, что совершили глупость, решили попрать глупость глупостью, вложив несметные средства и усилия на создание пятидесятикилометрового тоннеля, чтобы воды реки Арпа переправить в Севан. Вскоре оказалось, что это привело к новым проблемам, которые чиновники обозвали непредсказуемыми.

Мысли о Севане привели меня к множеству других несчастий, пришедших на судьбу маленького народа. И я задался вопросом: почему из поколения в поколение, на протяжении веков, к политической власти армянского народа приходят наиболее бездарные люди, которые не могут просчитывать свои идеи хотя бы на шаг вперед? Живя лишь сегодняшним днем, их политика, как правило, приводила к разорению, потере земель и уничтожению собственного народа. Каждая нация воспроизводит примерно одно и то же количество людей, приходящихся на душу населения: дураков, умных – и не очень, незаурядных и гениев. Но почему у нас к власти приходят определенного сорта люди, которым трудно приписать наличие большого интеллекта, и у которых наиболее развит хватательный инстинкт?

Естественно, однозначного ответа я не нашел, и подумал: сам-то чего стою, если рассуждаю о всяких глупостях, когда рядом сидит фантастическое существо?

Въехав в Ереван, проезжая мимо Института физики, я обратился к Анне:

– Как странно, что до сих пор я так мало знаю о тебе. Даже не знаю, где ты живешь и куда тебя сейчас отвезти.

Анна повернула ко мне голову и, с некоторой обидой в голосе, ответила:

– Старик, тебе не стыдно задавать такой вопрос? Наш первый дом был построен на Севане мною, а теперь едем к тебе.

– Ты согласна переехать жить ко мне?

– Это же очевидно, Старик! Ты что возражаешь?

– Ты прекрасно знаешь ответ. О таком счастье я даже не помышлял.

Анна взяла мою правую руку и поцеловала. Меня смутил ее жест, но вывода из него мне не хотелось делать, так как поведение Анны не поддавалось расшифровке.

Подъехав к дому на Монументе, мы поднялись на лифте в мою квартиру. Войдя в дом, Анна тут же побежала рассматривать квартиру, выражая восторг, хлопая в ладоши и подпрыгивая как малое дитя.

– Старик, у тебя потрясающий вкус! Какие огромные окна на весь Арарат! И что за дивные балконы! Боже мой, и это все будет моим! Я даже представить себе не могла, что у тебя столь просторный дом. Хотя теперь понимаю, что, судя по твоим манерам, другого варианта не могло быть. Старик, признайся, что ты меня любишь!

Такой реакции Анны я не ожидал, тем более, требования о признании в любви. Человек, находящийся в моей ситуации, мог подумать лишь одно – что молодая девушка связалась с состоятельным стариком ради выгоды. Я понимал, что все не так, но как – объяснить не мог. В то, что она меня любит как своего мужчину, поверить было исключительно невозможно, несмотря на то, что она всячески внушала мне эту мысль. Возможно, я и уговорил бы себя поверить в эту желаемую сказку, если бы Анна не обладала такой красотой и молодостью.