Во все годы службы в Боголюбском храме батюшка ходил пешком к себе домой на Троицкую, правда, уже с провожатым, но иногда по слабости здоровья и особенно из-за скованности ног принужден был передвигаться на извозчике. Большая загруженность по делу наместника монастыря, а еще больше – обременение народом, который все возрастал и возрастал в поисках его руководства, понуждали батюшку летом искать хотя малого отдохновения в тишине под Москвой. Это необходимо было и для самого дела – окормления душ; необходимо было для батюшки дать себе возможность почитать духовные книги, в тишине побыть наедине с Господом, углубиться в молитву за тех же духовных детей своих.

Живя на даче со своими близкими духовными детьми, оказывавшими ему необходимые услуги, батюшка и здесь не оставлял своей заботы о людях в Москве. Он посылал им устные и письменные ответы на их вопросы и недоумения, следил за течением их жизни, а иногда даже должен был назначить приезд их на дачу, чтобы лично решить тот или иной вопрос. Расположившись в отдельной маленькой комнатке, проводил батюшка свой смиренный иноческий отдых, постоянно наблюдая, чтоб утром и вечером полностью вычитывался весь круг церковной службы. За обедом всегда читались жития дневных святых из славянских Четий-Миней.

На даче, по временам приезжая в Москву, батюшка находился до конца сентября – октября. Он очень любил эту пору поздней осени, утешался уединением и часто, выходя на маленькую терраску в ватном подряснике, потихоньку бродил по ней из угла в угол, с трудом переступая своими больными малоподвижными ногами. Перед глазами расстилался водный простор реки и синевато-серые леса вдалеке.

Изредка навещая старца иеросхимонаха Алексия и получая от него духовную поддержку, батюшка лишился и ее, когда 19 сентября 1928 года последовала кончина блаженного старца. Весть эта посетила батюшку в период его краткого осеннего отдыха под Москвой. С трудом совершил он путешествие в Сергиев Посад, чтобы проститься с благодатным и великим старцем – «единым от древних».

Принимая народ в храме, отдавая этому делу значительную часть своего там пребывания, батюшка часто не успевал заниматься с теми, которые за это время стали его присными духовными детьми. А они требовали руководства еще более внимательного, чем многосоставный пестрый поток богомольцев Петровского монастыря. Им надо было объяснить те тайны духовной жизни, которые неизбежно открывались им, погружающимся в своего внутреннего человека. Многое в духовном мудровании о спасении было непонятно, чуждо даже и для этих чутких сердец; надо было объяснить, показать примером, растолковать на основании святоотеческого рассуждения, указать для прочтения книгу и даже снабдить ею ищущую душу.

Большое счастье испытывали духовные дети, приходя в келлию батюшки для духовной беседы. Батюшка обыкновенно читал книгу или письма и часто долго – иногда для вида – не кончал своего дела, слушая приходящего к нему. Только уже тогда, когда откровение становилось серьезным, или, наоборот, что-нибудь препятствовало ему быть до конца чистым, батюшка отлагал свое занятие и все внимание употреблял на откровение. Он слушал молча, иногда помогая в трудных местах, но все же любил, чтоб человек сам сказал о себе все. Какова же была его духовная радость, когда эта душа сама открывала свои язвы, показывала скрытые, потаенные темные утолки своей души, ища исцеления от болезни через откровение. Обычно батюшка ждал, чтоб человек сам дошел до сознания сделанной им ошибки и долго-долго терпел, пока явится сознание и раскаяние. Иногда же, если болезнь затягивалась и положение становилось опасным, батюшка делал указания, но чаще иносказательные, деликатно касаясь больного места.