Закончив формальности, следователь подошел к ней и негромко задал вопрос:

– Почему он поступил так?

– Он сильно болел в последнее время, у него был рак. Но я никогда не думала, что он может так поступить, ведь он очень переживал, как мне трудно придется после его смерти…я не понимаю… – она снова зарыдала.

– Снимайте! – кивнул следователь людям в белых халатах и пошел в соседнюю комнату. Следом тут же направился и молодой человек, поддерживая вдову.

Мне удалось сделать несколько снимков, когда, подставив лестницу – стремянку, санитары начали перерезать веревку. Они удивились было фотовспышке, но тут же потеряли к ней всякий интерес, занявшись своим делом.

Подхватив все еще дрожащую Жанну под руку, я направился к выходу. Неожиданно на пороге возникла фигура все того же молодого человека; был он почти одного роста со мною и такой же крепкий. Лицо его сейчас было перекошено какой – то непонятной яростной злобой, а глаза, горевшие ненавистью, уставились на меня.

– Что вам здесь надо? – скрипнул он зубами и бросил беглый взгляд на пакет, в котором я прятал фотоаппарат; видимо, он заметил блики фотовспышки и это вызвало в нем вполне объяснимое негодование.

– Что здесь делает детский психолог? – удивленно взглянул он на Жанну.

– Не детский психолог, – пояснил я, проскальзывая в дверь, – а специалист по самоубийствам!

– Вот как? – глаза его округлились. – И по какому праву вы вмешиваетесь в чужое горе?

– Извините нас… – попросила прощения растерявшаяся от его напора девушка.

– Пошли к черту отсюда! – яростно бросил он.

Его тон взбесил меня; я пропустил Жанну вперед, затем вернулся и, взглянув в глаза грубияну, ткнул ему в грудь указательным пальцем и негромко сказал, стараясь быть спокойным:

– Это не похоже на самоубийство, вам не кажется?

– Еще чего? – рявкнул он.

– Балка, к которой привязывалась веревка, слишком высока для роста старичка, даже лестницу – я кивнул на уносящего стремянку мальчишку – пришлось взять у соседа, чтобы снять тело. Или вы полагаете, что немощный, почти не встававший в последнее время, человек мог без труда взобраться на такую высоту?

И, оставив молодого человека раздумывающим над моими словами, я развернулся и пошел к машине.

Жанна выглядела уже немного лучше.

– Я так испугалась! – призналась она. – Никогда не думала, что я такая трусиха.

– Вы вели себя очень мужественно, – не согласился я, заводя «девятку».

– Станица словно взбесилась! Или над ней висит какое – то проклятье. Даже номер дома – Степная, тринадцать… – глаза девушки возбужденно блестели.

– Чертовщина, – согласился я и постарался перевести разговор в другое русло: – Сейчас мы едем в бар, хорошо? Ведь негоже из – за мертвецов пропускать обед. И еще: я думаю, мы достаточно знаем друг друга, чтобы попытаться говорить на «ты».

– Не знаю, получится ли у меня… – засомневалась Жанна.

– Получится! – заверил я и улыбнулся – впервые со дня своего отъезда из Москвы вполне счастливо.

Мы сидели на летней террасе «Жемчужины» и попивали пиво. Вокруг весело заливались птицы, солнце зашло за облака и подул освежающий ветерок. Жанна довольно быстро смогла привыкнуть ко мне и теперь я ловил на себе ее милые взгляды.

– Расскажи о себе, – предложила вдруг она, приготовившись внимательно слушать.

Вопрос несколько смутил меня, обычно не лазающего за словом в карман.

– Я – простой парень, – начал я, явно буксуя, – люблю иногда выпить… люблю свою работу и отдаю ей все свое время. Не люблю комплексовать и скромничать; не завоевываю дешевых авторитетов на сомнительных делах, никогда ни пред кем не пресмыкаюсь и не перекрашиваюсь в другие цвета. У меня есть хобби – затяжные прыжки с парашютом… вроде бы все…