– Почему-то я даже не удивлён, – наконец, произнёс Рауш.

Мы приняли строевую стойку. Отто, услышав знакомый голос, но не видя откуда он доносится, из-за сползшей на глаза каски, вскинул руку в воинском приветствии и бодро доложил в пустоту:

– Виноват, господин обер-фельдфебель!

– Ау, Рюдигер! Я здесь.

Отто приподнял каску, определил своё местоположение в пространстве и развернулся, наконец, лицом к взводному.

– Так точно, господин обер-фельдфебель!

– Мда… Значит так. Вы двое, – кивнул в нашу сторону Рауш, – Пока взвод на зарядке, – приводите здесь всё в порядок. Через 20 минут пирамида на месте, карабины расставлены. Задача ясна?

– Так точно! – хором ответили мы с Эмилем.

– Вы, унтер-офицер Винсхайм, – отведёте Рюдигера в медпункт на предмет полученных травм и возможности дальнейшего исполнения им служебных обязанностей. Выполнять! – и, круто развернувшись, вышел из палатки.

Пока Отто одевался, а мы устанавливали на место пирамиду и выставляли карабины, наш командир отделения, расхаживая по палатке и, заламывая в самых драматических местах руки, высказывал всё, что думает о рядовом Рюдигере. Как о человеке и как о солдате. Взывая к небесам, спрашивал: в чём он, унтер-офицер Курт Винсхайм, провинился перед Богом? За что ему достался такой подчинённый? За какие грехи?

– Ты знаешь, Рюдигер, что будет, если ты выкинешь что-нибудь этакое в военное время, а? Да тебя просто расстреляют! Шлёпнут – и всё! Ты это понимаешь?

Отто понимал, но благоразумно помалкивал.

– Нет, Рюдигер, ты не понимаешь! – не унимался Курт – Потому что, когда тебя расстреляют, спросят: а кто у него был командиром отделения? Ах, это унтер-офицер Винсхайм! Подать его сюда! Как же Вы выполняли свои обязанности, любезный, если Ваш подчинённый такое вытворяет?! А я что? А мне и сказать-то нечего! И тогда меня тоже расстреляют, Рюдигер! За компанию! И меня это совершенно не устраивает, понимаешь?

Ходивший до этого из угла в угол Винсхайм, наконец остановился напротив Отто:

– Официально предупреждаю: ещё одно замечание – и я буду ходатайствовать о твоём переводе, Рюдигер, из моего отделения. Да что там из отделения, – из взвода! Обер-фельдфебель Рауш меня в этом вопросе с радостью поддержит! В обоз! Туда пойдёшь, лошадям хвосты крутить! Ясно?

– Так точно, господин унтер-офицер! – вытянулся потенциальный обозник.

– За мной!

После того, как Винсхайм увёл Рюдигера в медпункт, мы с Эмилем быстренько закончили расставлять карабины, заправили свои койки и тоже стали одеваться.

– Отто балансирует на грани, – сказал я, натягивая китель.

– Он же не специально. С каждым такое могло случиться, – незамедлительно ответил Райзингер.

– Могло, но ни с кем из сорока человек не случилось.

– Это просто случайность, согласись.

– По большому счёту, – да. Но эта последняя капля переполнила, мне кажется, чашу терпения нашего командования.

– Факт, – согласился Эмиль.

– Рюдигер в Вермахте почти 10 месяцев. Мы же вместе пришли, помнишь?

Райзингер утвердительно кивнул.

– Отто, как и мы, проходил начальное обучение, выучил кучу Уставов, Положений и Правил, так?

– Так. Но я не пойму к чему ты клонишь. Он и тогда вечно попадал в различные истории.

– Верно. Все попадали, но он чаще всех. Тогда это можно было списать на то, что мы были очень далеки от армии. Но, с тех пор прошло целых полгода. Полгода, Карл!

– Какой ещё Карл? – Райзингер недоуменно вытаращился на меня.

– Не обращай внимания, это из фильма одного…

– Какого?

– Не помню названия, вспомню, – скажу, – с раздражением ответил я, – сейчас речь не об этом. Вот из нас, молодых, пришедших в полк, – сколько стали бы, вместо рядом стоящей уборной, отливать в кусты на глазах командира взвода? Или лечь спать на посту у знамени части в карауле? Причём днём? А как он потерял карабин на первом нашем полевом выходе, который потом всем взводом искали?