К Максиму в гости приехали друзья из Москвы, парень и девушка, чтобы взглянуть на красоты уральской природы, и он повел нас в поход по горам. Девушка была высокомерная и самовлюбленная, с первого же дня она вознамерилась покорить сердца всех парней в группе, и меня это бесило. Я пыталась прекратить ее попытки включить Максима в свою свиту, но он сказал, что я веду себя, как собственница. А что, я должна была позволить ей виснуть на нем и делать вид, что ничего не происходит? Он велел мне вести себя более дружелюбно по отношению к его гостям, ведь они проделали такой путь, чтобы навестить его в другом конце страны. Чем больше он защищал ее, тем больше я опасалась, что она имеет на него виды и воспользуется своим шансом, когда он переедет в Москву.

Одна женщина из компании, наблюдавшая за моими терзаниями, вызвала меня на откровенный разговор и предупредила, чтобы я держала себя в руках. Она сказала, что чем больше я цепляюсь за Максима, тем больше он отдаляется от меня, что я выставляю его в дурацком свете перед другими людьми, и это его напрягает. В конце концов, он – публичный человек и вряд ли захочет держать рядом с собой женщину, которая похожа на обезьяну с гранатой. Любой мужчина хочет быть уверенным, что его женщина играет на его стороне и не компрометирует его на публике своими выходками. Она пыталась быть дружелюбной и призвать меня контролировать свои эмоции, если я хочу сохранить с ним отношения. Хотела ли я сохранить с ним отношения? А разве наши отношения были под угрозой? Я страшно запаниковала и сделала над собой еще одно усилие.

На третий день похода московская девица залезла на смотровую вышку и, испугавшись высоты, отказалась спускаться вниз. Мы потратили полтора часа, чтобы уговорить ее слезть с этой чертовой вышки. Парней веселили ее вопли, они миролюбиво шутили у подножья и давали разные советы по успешному спуску. Казалось, ее поведение и внеплановая задержка совсем не раздражали их, а она получала удовольствие от того, что находилась в центре внимания.

Моя мама учила меня никогда не обременять людей своим обществом, Максим тоже сердился, когда я перетягивала одеяло на себя, а теперь стоял у подножия вышки и посмеивался с другими парнями, наблюдая за попытками москвички слезть с башни. Какого черта эта дура полезла на вышку, если она боится высоты?! Я стояла внизу, бурля от злости, и не могла понять, почему семеро ждут одного. Если бы у меня было охотничье ружье, я бы сняла ее с этой вышки в одну минуту. Максим в очередной раз упрекнул меня в стервозности.

Когда эта мымра спустилась, наконец, на землю, ей понадобилось еще десять минут, чтобы прийти в себя и по очереди обнять всех своих доблестных спасителей. Мысль об охотничьем ружье стала все более навязчивой. Эта девица делала все, что мне было запрещено и нисколько этого не стеснялась. И мужчина, который запрещал мне вести себя эгоистично и продвигать свои интересы, совершенно благосклонно взирал на выходки самовлюбленной девицы из Москвы, называя их очаровательным и непосредственным поведением.

Я всегда любила походы, горы, озера, запах дыма. Я любила песни под гитару и упрощенный походный быт. Но почему-то в этот раз меня уже ничего не трогало. Я оставалась равнодушной к рассветам, закатам, бренчанию гитары и прочим радостям походной жизни. Я казалась себе больной и смертельно уставшей и жалела, что ввязалась в это мероприятие. Может, потому что это были не мои, а его друзья?

Его друзья – это отдельная тема. Они были точно такие же, как коллеги – постоянно ждали от него помощи. С кем-то он ремонтировал машину, с кем-то клеил обои, кому-то помогал сажать картошку, кому-то – выпутаться из нехорошей истории. Такое ощущение, что его друзья были самые беспомощные люди на свете. Они не могли без него ничего.