В главе про Благодарность детей я расскажу о своём «обломе» со старшей дочкой и сделанном благодаря этому открытии, в чём роль родителя взрослых детей.

Радоваться когда поделятся успехами, жалеть, когда пожалуются на трудности, помогать в меру сил, когда можешь, и если попросят.

Интересно, что когда эйфория от Открытия прошла, я поняла, что это роль родителя вообще, т.е. родителя ребёнка любого возраста. Но пока они маленькие слишком много поводов отвлечься на что-то ещё. А вот когда мы уже пожили, и они в общем-то могут справиться, время понять роли и не лезть в другие.

Странно, но в огромном большинстве случаев отношения с детьми сводятся к негативу. На одном полюсе – раздражение, на другом – беспокойство (согласитесь не длинный спектр), и то, и то обосновано тревогой.

Пытаясь привыкнуть к очередной сепарации, спрашиваю подругу, тоже провожающую из дома одного за другим: «Как думаешь к этому можно привыкнуть?». Она отвечает уверенно: «Нет». И рассказывает о своей маме: «Сыну за 50, он полковник, командир в/ч в Красноярске, дети взрослые… Но если он не позвонит маме три дня, она не находит себе места от беспокойства». Это самое беспокойство, тревога стали одним из самых явных признаков родительства. Отношения с детьми прямо-таки насыщены этой самой тревогой. Откуда она? Зачем?

Забегая вперёд, скажу, избавиться от неё нельзя. Это точно. Говорю вам как психолог и опытная мама. Можно научиться не расплёскивать вокруг, контейнировать, направлять в полезное русло. Тревога за детей – самый простой выход нашей общей тревоги. Кроме того она очень выгодна социуму, экономике. У Вербера в «Рае на заказ», кажется, есть чудесная новелла о матери убившей «лишнего» ребёнка и том, что родительская любовь – просто бренд, рекламный ход, необходимый и поддерживаемый производителями памперсов, детского питания и игрушек. В этой шутке доля шутки невелика. Потому что любви родительской сейчас порой не видно, она забита ответственностью и тревожной заботой, а это безусловно важные рычаги и экономики, и политики.

(Сейчас 2012г —корректирую книгу- очередная волна спекуляций вокруг защиты детей. Родители защищают их от всего, что можно назвать жизнью, органы опёки – от родителей, правительство, как «великая мать» закрыла им возможность уехать из родного…. Во времена сталинского геноцида приговор такой был – «высшая мера социальной защиты» – расстрел.)

Чтобы понять, о чём я, и «а как же иначе?!» – прочитайте Н. Твардовского «Мать и сын».

Когда клиенты или знакомые жалуются мне на взрослых детей, я спрашиваю обычно: «а что вы от него хотите? А ты зачем её рожала и растила?» и т. п..

Если родитель уверен, что ребёнок «должен…» – случай психотичный и требует большой работы. Большинство же невротиков, отбросив шелуху, ответит: чтобы любить, чтобы он (а) был (а) счастливым (ой). Это помогает обычно понять, что беспокойство никакого отношения к цели проекта не имеет.

Хорошо помогает юмор из «Простоквашино»: «Я тебя растила, я ночей не спала! А ты на электричке уезжаешь…». Хорошо, но не надолго.

Давайте попробуем другой путь – психоаналитический, то есть откуда ноги растут…

Эдипов комплекс. Безусловно, болезнь современности. Джинн, выпущенный Фрейдом из бутылки. Не я первая, но буду настаивать – всё дело в комплексе Лая и комплексе Иокасты. В конце концов они начали первые. Эдипу проблему «навесили», породило же её старшее поколение.

Напомню: Лай и Иокаста – родители многострадального и славного Эдипа. Благодаря гению Фрейда, о Эдипе знают все, причём знают почти однозначно, что он хотел убить отца и завладеть матерью. То есть с точки зрения мифа и трагедии Эсхилла – с точностью до наоборот. У него примерно так: Лай и Иокаста долго не имели детей, потом вымолили у богов наследника. Однако, Лаю понадобилось узнать будущее сына у дельфийского оракула. Типичная родительская непереносимость неопределённости. (На которой раньше шаманы зарабатывали, а сейчас врачи). Тересий предрёк, что сын принесет отцу смерть. Банальнейшее, надо сказать, предсказание. Каждый и сам это чувствует шкурой, вот только осознавать – неприятно. Но то, что рождало трагедию векА назад, теперь – нормально.