– Ой, извините, – я отступаю, обернувшись. Оказывается, девушку задела.

– Слышь, коза слепая! – раздается противный визг. – Ты хоть знаешь, сколько мои туфли стоят?!

Опускаю взгляд – на одной из туфель и вправду есть небольшой след.

– Я же извинилась. Мне жаль.

– Да срать я хотела на твои извинения, – выплевывает эта фифа. А подружка ее тут же поддакивает:

– Чисть, давай.

– Чего? – я оторопело смотрю на обеих.

– Алис, она еще и глухая, – ядовито добавляет подруженька. – Слышь, деревня, убирай то, что нагадила.

Ответить я не успеваю – вмешивается Андрей.

– Шипилова, хорош ядом брызгать.

Фифа стреляет в него яростным взглядом.

– Что, Андрюша, решил подобрать серую мышь? Надеешься, что хоть она не переметнется к Карельскому? А мог бы…

– Рот закрой, – цедит парень и, взяв меня за руку, уводит от этих двух неадекватных клуш.

– Не обращай внимания, – говорит Андрей, когда садимся в машину.

– А кто это был?

– Шипилова и ее вечная подпевала Милка Иванова. Тупые как пробки, а в универе по блату учатся. Не бери в голову – они только кусаться умеют. И вообще держись от них подальше, – а затем, помолчав, добавляет: – И не только от них.

– Ты про того Карельского?

Киреев реагирует довольно резко. Стискивает руль так, что костяшки белеют.

– От него в первую очередь.

– Почему?

– Потому что он девок чуть ли не каждую неделю меняет. А они знают и все равно липнут к нему, как мухи на…– фразу он не договаривает. Но мне и не надо. Я примерно представляю, что там за фрукт. Уж чего-чего, а такого мне точно больше не надо. Хватит, пробовали уже.

– Спасибо, что предупредил.

– Но ты же с мозгами, да, Олесь? На красивую картинку не ведешься?

– Хотелось бы верить.

– Тогда проблем не возникнет. Но все равно, будь осторожна. Я, конечно, буду приглядывать и в обиду не дам, но у нас придурков, которым пофигу, кого пользовать, хватает.

Киваю и отворачиваюсь к окну. В груди опять противно ноет. Нет, Андрею, конечно, спасибо за предупреждение. Но я бы и так не повелась. Потому что уже получила свой урок. Да такой, что всю жизнь буду помнить.

– И чего так поздно приперлась? – недовольно ворчит Анна Степановна, разглядывая мои документы.

– Так оформляли долго…

– Неделю, что ли?

Я теряюсь от этого вопроса и просто молчу. Да и что тут скажешь? Женщина явно не в духе. Какой смысл что-то доказывать?

– Комната свободная одна, там уже двое, третьей будешь. Так что если что-то не понравится или не заладится у вас – дверь знаешь где.

Такое гостеприимство поражает. Но я, естественно, молчу. Андрей стоит в коридоре с моими вещами, а я терпеливо жду, когда мне выдадут ключ от комнаты.

– Вот, здесь и здесь распишись. А это твой ключ. Пропуск сделают чуть позже, так что пока по спискам будешь заходить.

– Спасибо.

– Насчет режима – после одиннадцати вечера дверь закрывается до шести утра.

– А как же…

– Что?

– Ну, если подрабатывать?

– А ты где так работать собралась, чтоб по ночам шляться? – насмешливо спрашивает она. – Задницей у шеста крутить?

Вообще мне ее грубость очень не нравится. Вроде же с людьми работает, понимать должна.

– Почему у шеста, официанты, например, до полуночи иногда работают. Тогда как?

Я, конечно, пока не собираюсь сразу работу искать, но варианты присматривала, когда готовилась к переезду.

– Учиться надо, Селезнева, а не по работам шастать. Знаю я, какие у вас работы в клубах этих. Все, иди.

Забираю ключ, документы и выхожу из комнаты. Но то ли дверь плохо закрываю, то ли Анна Степановна сама такая бдительная – выходит вслед за мной и, увидев Андрея, выдает:

– Так, Киреев, ты что тут забыл? Решил на ПМЖ перебраться?