– И это все, что ты слышала? – делант акцент на каждом слове. Его тон такой, будто он уже знает, что я вру.

– Да, – бросаю я, но мой голос звучит так неубедительно, что сама бы себе не поверила.

Марат усмехается, качает головой. Его усмешка острая, как бритва, разрезает мою жалкую попытку спрятаться за словами.

– Я не специалист по психологии, – произносит с язвительной насмешкой, – но врать в таких делах – плохая идея.

Мое лицо заливает краской стыда, я отворачиваюсь к окну, стиснув зубы. Конечно, он догадался. Но как мне сказать все, что я знаю? Как?

– Там был еще кто-то, – тихо добавляю я, избегая его взгляда. – Кто-то, кто… важен для меня.

Марат не перебивает, но я чувствую, как он полностью сосредоточен на мне. Его молчание словно вытягивает из меня слова, даже если я не готова их произнести.

– Я не могу рассказать всего, – выдыхаю я, чувствуя, как глаза начинают жечь слезы. – Если я это сделаю, они… они убьют ее.

Его взгляд становится жестче, глаза холодные, как зимний лед. Он медленно вдыхает, а затем выдыхает, будто сдерживая раздражение.

– Твое "не могу" может стоить нам жизни, – бросает зло, снова возвращая взгляд к дороге. – И, если хочешь, чтобы я помог, придется быть честной. Полностью.

– Ладно, – говорю я почти шепотом, но слова застревают в горле. – Но… ты должен пообещать, что защитишь ее. Если они узнают…

– Я ничего не обещаю, – перебивает резко и даже жестоко. – Я просто делаю свою работу.

Мои плечи опускаются, но я знаю, что молчать дальше нельзя. Если я не скажу, все станет только хуже.

– Это моя сестра, – слезы все-таки катятся по щекам. – Она… она случайно увидела что-то, что не должна была. А потом пропала. Я пошла к Громову, чтобы попытаться узнать что-то о ней. Возможно договориться…

Слова рваные, как мой дыхание. Я вытираю лицо ладонью, но слезы текут снова. Марат не отвечает сразу, но я замечаю, как его пальцы ритмично барабанят по рулю.

– Значит, это еще не все, что ты знаешь, – произносит он тихо, в его голосе звучит сталь.

Я киваю, чувствуя, как внутри что-то ломается. Назад дороги уже нет. Я рассказала, но легче не становится. Это только начало, и мне страшно до чертиков, что будет дальше.

Я украдкой смотрю на Марата, пытаясь понять, о чем он думает. Почему он так уверен, что знает, что делает? Почему ему так легко не показывать ни страха, ни сомнений? Ответов у меня нет, только догадки. И эти догадки сводят с ума.

Тень мелькает на дороге, и Марат резко давит на тормоз. Машина визжит, как раненое животное, нас обоих бросает вперед. Я вскрикиваю, инстинктивно хватаюсь за дверцу, ощущая, как ремень безопасности врезается в грудь.

– Ты что творишь?! – кричу я, даже не понимая, на кого направлена эта истерика – на него или на себя.

Марат, как ни в чем не бывало, крепко держит руль и смотрит вперед. На дороге стоит собака, облезлая, тощая, с застывшим взглядом. Она моргает, дергает лапой и, видимо, решив, что жить ей пока хочется, убегает обратно.

– Собака, – бросает Марат спокойно, отпуская педаль тормоза. – Не думал, что ты так боишься животных.

Эта его невозмутимость действует, как спичка, поднесенная к бензину. Меня буквально захлестывает волна ярости.

– Бояться?! Ты чуть нас не убил! – шиплю возмущенно. – Ты вообще понимаешь, что творишь?!

Он медленно переводит на меня взгляд. Спокойный, ледяной, но в то же время обжигающий.

– Если бы я не понимал, мы бы уже лежали в кювете, – отвечает он так, будто говорит о чем-то обыденном.

Моя злость нарастает. Этот человек – он будто из камня! Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в кожу.