Особенно горячие споры вызвала идея запретить евреям получать высшее образование в государственных вузах. Этого требовали эндеки, которые заявляли, что бесконечный поток евреев мешает поступить в вузы крестьянским детям[47]. Эндеки то и дело объявляли в вузах «дни без евреев», когда у ворот университетов вставали молодчики с палками и проверяли у всех документы. Кроме того, эндеки настаивали на введении в аудиториях сегрегации, чтобы евреи садились на отдельные «лавки-гетто». Некоторые профессора поддержали идею с такими лавками, мотивируя это заботой о еврейских студентах: мол, так они будут чувствовать себя в безопасности. На практике это лишь помогло правым нападать на евреев в вузах[48].

Вопрос с лавками достиг накала именно тогда, когда подросший Лем собрался поступать в Политехнический институт Львова. Как раз в этом институте два декана первыми в стране ввели «лавочное гетто», после чего такая практика стала распространяться по всей Польше, так что к 1937 году они уже существовали в большинстве вузов – с согласия министра вероисповеданий и просвещения[49]. В январе 1938 года в знак протеста против такой практики ушел в отставку ректор Львовского университета Станислав Кульчиньский, а проректор тут же утвердил «лавочное гетто» в вузе. Именно Львов наряду с Варшавой стал ареной наиболее ожесточенных столкновений студентов-эндеков с противниками «лавковой сегрегации» (не только евреями, но также и поляками – сторонниками социалистов и пилсудчиков). В учебном 1938/39 году трое еврейских студентов погибли во Львове от рук шовинистов[50]. Родители будущего фантаста находились в затруднении, боясь отпускать Лема на учебу в институт, где он вполне мог получить палкой по голове от националистических молодчиков. Но проблема разрешилась самым неожиданным образом. Приближалась осень 1939 года, и Риббентроп полетел в Москву, чтобы подписать с Молотовым советско-германский пакт о ненападении.

Я живу в Кракове уже пятьдесят лет, но когда мэр города попросил что-нибудь написать на глобусе в ратуше, я вежливо отказался. Здесь для меня лишь убежище. Я – изгнанник, ich bin auch ein Vertrebener. Всегда говорю это немцам, когда они рассказывают мне о своих несчастьях, как, например, бургомистр Берлина, пастор Генрих Альберц, однажды за ужином. Я ему ответил: «Не думаю, чтобы государства были чем-то вроде мебели, которую можно передвигать из угла в угол. Но вам хотя бы можно громко жаловаться. В ПНР ни говорить, ни писать об этом нельзя, рот на замке»[51].

Станислав Лем, 1998

Рост сил, в том числе вооруженных, маскирует глубокий, постоянно усугубляющийся хаос в обществе. Эти симптомы видны в современной России. Поразительно, что Путин в своем выступлении упорно замалчивал все опасные для страны проблемы, как будто их нет вообще. По-моему, он недостоин называться государственным мужем. Государственный муж – это человек, который старается заглянуть за горизонт срока своих полномочий. В Польше таким человеком был Юзеф Пилсудский[52].

Станислав Лем, 2005

Когда в октябре 1934 года «медвежатник» Генрик Квинто – персонаж фильма «Ва-банк» – вышел из тюрьмы после шестилетнего заключения, в стране шли облавы на украинских террористов. Причиной тому было убийство министра внутренних дел Бронислава Перацкого, совершенное 15 июня членами Организации украинских националистов (ОУН) в центре Варшавы. Перацкий стал очередной жертвой в польско-украинском противостоянии за земли, которые обе стороны считали своими.

Для поляков Львов, Тернополь и Станиславов – такие же польские города, как Варшава, Краков и (sic!) Вильно. Больше половины жителей Львова были поляками, в городе стояли памятники польским королям, героям и деятелям культуры, здесь же размещался галицийский Сейм, в котором тон задавали польские помещики (спасибо австро-венгерской избирательной системе), а кафедру львовского архиепископа латинского обряда за последние пятьсот лет никто, кроме поляков, и не занимал. Здесь же, в парке имени Яна Килиньского (повсеместно известном как Стрыйский парк), в 1894 году была возведена Рацлавицкая панорама в память о единственной победе Костюшко над русскими войсками. Здесь же в начале XIX века граф Юзеф Оссолиньский основал национальную библиотеку, администратор которой Владислав Бэлза написал знаменитое патриотическое стихотворение: «Кто ты? – Маленький поляк». Здесь жили драматурги Александр Фредро и Габриэла Запольская, поэты Леопольд Стафф и Мария Конопницкая, писатели Корнель Макушинский и Казимир Сейда. А еще здесь обитал «польский Лавкрафт» Стефан Грабиньский, чье творчество так поразило Лема, что полвека спустя он включил его сборник «