Раз за разом дёргаясь в оргазмических судорогах, она хватается двумя руками за мою ладонь, пытаюсь вздохнуть. Пытаясь от неё освободиться, хрипит, выгибается, бьётся в моих руках. Я бы и сам засомневался не предсмертная ли это агония, если бы не чувствовал ритмичные сокращения её узкого влагалища.

Увы, недоступная мне роскошь — кончить вместе с ней. Но порадоваться за неё мне это не мешает.

«Ну что, господа ублюдочные зрители? — кошусь на ставшую фиолетовой и мигающую, но ещё не красную лампочку. — Закончим красиво?»

— Иди сюда.

Встаю, поднимаю, подтягиваю её к себе и намотав на руку волосы, чтобы слегка оттянуть её голову назад, жадным поцелуем впиваюсь в губы.

«Отвечай, дурочка, отвечай! — уговариваю я её плотно сомкнувшийся рот. — Отвечай покорно, безвольно, благодарно. Если ты сейчас меня укусишь или влепишь пощёчину, этот чёртов огонёк вновь загорится зелёным. И они будут платить и платить, пока ты будешь сопротивляться. Пока в поту, крови, слезах я не заставлю тебя сдаться. Пока не сделаю ручной, послушной, сломленной. Пока не подчиню. Отвечай!»

— Спасибо! — облегчённо выдыхаю я в её примкнувшие к моим губы, всё же дождавшись этого разрешающего прекратить её мучения «светофора». — Ты была великолепна.

— Ненавижу тебя, — выдыхает она яростно.

— Тс-с-с, — предупреждающе шепчу я. — Твоё шоу окончено. Ты — свободна!

3. Глава 1. Ева

— Лор, да прекрати ты уже плакать, — глажу я по голове рыдающую на моём плече подругу, сидя в её комнате на кровати. — Ты жива. Здорова. Вернулась домой. Всё хорошо. Забудь!

— Не могу, — всхлипывает она. — Я так любила его, а он… — срывается её голос.

Но она может не продолжать, я эту историю уже слышала: изнасиловал её. Грубо. Жёстко. Хладнокровно.

— Я понимаю. Но всё же бери себя в руки, Лор. Жизнь продолжается.

— Это нечестно, Ев, — завывает она. — Неправильно. Несправедливо.

— Несправедливо, — поднимаю я её с плеча и подаю коробку бумажных платков, — это порок сердца у моего брата. Мальчишке пять лет. Ему бы бегать, прыгать, на велике с ветерком, а он с бабушкой по двору за ручку гуляет. Несправедливо, — выдираю я подряд несколько салфеток и всовываю подруге в руки, — что мать у меня горбится на двух работах, и я ей помогаю, но мы едва сводим концы с концами. А вот когда мой отец в горячей точке погиб — это справедливо, хоть и очень тяжело. Потому что он знал, что это может случиться, когда выбрал карьеру военного. Рисковал и выполнял приказ. И мама знала, когда выходила за него замуж. А в твоём случае всё ещё справедливее. Ты сама поехала на это шоу. Сама подписала контракт. Там было что-нибудь о насилии?

— Да, было. Наверно, было, — сморкается она, прекращая плакать. — Я невнимательно читала. Но, меня предупреждали, да. И заплатили неплохо. Только, Ев, — качает она головой, словно я чего-то не понимаю. — Всё равно. Это так обидно. Ты бы его видела, какой он…

— Я видела, — показываю я на открытый ноутбук, где в режиме нон-стоп идёт у Лорки это шоу. И она ещё умудряется старые выпуски пересматривать. — Да, парень красивый, но не более. Не понимаю, с чего там с ума по нему все сходят. Некоторых аж шатает, — смотрю я как раз «раздачу цветов», где девушку на подиуме едва успевают подхватить, так она переволновалась, пока получила свою вожделенную розу.

— Он вблизи совсем не такой, как с экрана. От него и правда качает. Он как наркотик. Хочется вены себе расцарапать ногтями, если его не видишь, — вздыхает она. — Хотя сейчас мне уже получше.

— А перестанешь это смотреть и будет совсем хорошо, — захлопываю я ноут. — А заплатили «неплохо» — это сколько?