Ян еще немножко позлобствовал, но, читая эпикризы, к своей досаде, вынужден был признать, что дело не в одном только снобизме. Он и вправду не слишком любил писанину, старался скорее с ней разделаться и бежать в операционную, поэтому придраться в его эпикризах было к чему. Именно придраться, то есть обратить внимание на недочет, а не заставить переписывать.

Но с профессором спорить бесполезно, и Ян принялся за дело, надеясь только, что исправляет именно те мелкие грешки, которые имел в виду Бахтияров. Работа спорилась, но последняя «история болезни» поставила его в тупик. Колдунов прочитал эпикриз от начала до конца, потом от конца до начала, повернул «историю» на девяносто градусов и, наконец, посмотрел на просвет, как рентгеновский снимок, но не обнаружил ни малейшего изъяна. Флегмонозный аппендицит у солдата-срочника, тут захочешь, а не напутаешь.

Ян энергично тряхнул головой и снова прочитал текст. Нет, все ключевые моменты указаны: когда поступил, через сколько часов от начала заболевания, когда прооперирован, и название операции тоже есть, и что из медикаментов получал, и результаты анализов. Дежурная фраза «послеоперационный период без осложнений, заживление раны первичным натяжением, швы сняты на восьмые сутки» тоже присутствует, она вписывается уже на автомате. Что не так-то, в самом деле?

Тут его размышления были прерваны стуком в полуоткрытую дверь, и на пороге показалась Соня Бахтиярова, дочка Сергея Васильевича.

Ян вскочил. Соня нравилась ему очень сильно.

– А папа где? – не дождавшись ответа, девушка зашла за шкаф, где у них был чайный закуток, и стала деловито расставлять на столе какие-то коробочки. – Я ему ужин принесла.

– В операционной.

– Надолго?

Ян пожал плечами.

– Ладно, придет, сам поест, не маленький, – Соня сложила пустой пакет в аккуратный квадрат и убрала в сумочку, – Ян, покурим?

– Давай.

Соня без спроса открыла форточку и легко вспрыгнула на подоконник. Ян встал рядом и, немного конфузясь, протянул ей свой пролетарский «Ту-134», но Соня без всяких ужимок вытащила сигаретку из мятой пачки.

Она была похожа на отца, с такими же тонкими чертами, высокая, стройная, длинноногая. Мать Яна называла девушек с такими фигурками «прогонистая», Яну не нравился этот эпитет, но Соне он подходил как нельзя лучше.

Соня улыбалась каким-то своим мыслям и качала длинной стройной ногой с узкой щиколоткой. Ян улыбался просто от удовольствия смотреть на нее. Сквозь табачный дымок Соня пахла весенними цветочными духами и булочками.

За окном вдруг пошел снег, крупные тяжелые снежинки медленно падали на деревья, карнизы и чугунную ограду, превращая унылую клинику в сказочный уголок, где может произойти не чудо, конечно, но что-то очень хорошее, а в ординаторской тепло, и, если напрячь воображение, то мигающие лампы дневного света сойдут за мерцание огня в камине, и так, наверное, выглядит мир за секунду до счастья.

Ян потряс головой и быстро протянул Соне спорную «историю»:

– Глянь свежим глазом, что не так? Вроде бы классика советской аппендицитологии.

Поддаваться настроению волшебства он не хотел.

Соня нахмурилась, разбирая его каракули:

– Вроде все верно, но я рентгенолог, а не хирург.

Ян уже открыл рот, чтобы высказаться насчет баранов, которые сами не знают, чего хотят, но вспомнил, что Бахтияров ее отец, и только плечами пожал.

– Это тебе папа сказал переделать?

– Ну да.

– А, тогда все просто. Видишь, помарки у тебя. Тут зачеркнуто, тут исправлено. Просто набело перепиши, и все.

– Я что, первоклассник?

– Ты просто папу не знаешь. Это его любимая тема, – Соня засмеялась и заговорила басовито, как бы от имени отца, – Софья, природа неравномерно распределяет свои дары, и я не могу ругать тебя за то, что тебе не досталось, например, музыкального слуха, но запомни, что способности к трудолюбию, аккуратности и дисциплине есть абсолютно у каждого человеческого существа.