– На территорию это нечто не зайдет, а с речной галькой оно и увидеть тебя не может. Я же тебе сказал, что это защита.

– Значит, ты меня слышал?

– Только глухой такие вопли пропустил бы. Так мы выяснили, что Фома и Юра – глухие и, скорее всего, слепые. Могут не бояться того, кто шел за нами. Оно нападет, а эти даже не заметят.

Мне стало очень холодно под телогрейкой, я прижалась спиной к нагревающейся печке и еще раз посмотрела на камень. Теперь он был похож на бегущего человечка или веточку.

Чтобы успокоиться, я стала наблюдать за Юрой и Фомой. Глухие, почему они глухие? Они ведь все слышат, отвечают. И не слепые. Фома же говорил, что дома у него домовой жил.

Еще он рассказывал, что одержим местью и его цель – найти этого палача, который придумал убить всех знающих, повторял это несколько раз в день. Правда, я очень сомневалась, что он вообще способен хоть кого-нибудь убить, потому как даже самую мелкую дрянь не мог выгнать из дома. В поленнице жила крыса, которая забежала в дом и спряталась за печкой, и Фома сказал, что не будет трогать животное, вдруг раздавит.

А Юра очень бурно переживал за какого-то своего друга. Последнее, что он слышал в рации, были крики с одной из точек. Гвардейцы накрыли отряд раньше, чем он смог провернуть свою акцию. Еще Юра постоянно корил себя за то, что выкинул свою рацию. Сначала, мол, испугался, что по ней его могут засечь, теперь страдал, что потерял единственную связь со своими.

Егор продолжал читать. Я скосила глаза, хотела посмотреть, что же такого интересного в этой старой газете, но краска выцвела, в перевернутом состоянии ничего не разберешь.

– Самая жесть была, когда все только началось. – Фома вдруг ударился в воспоминания, отстав наконец от топора. – Стали собирать данные со всех семей: насколько у кого древний род, сколько родственников, были ли разводы, кто умеет общаться со всякими, кому передавали умение. Первыми под удар попали старики, естественно.

– Да, у меня соседка была, – вставил Юра. – Классная бабка, у нее белье всегда сохло, даже под дождем, а кошка весь дом от мышей спасала. За ней пришли, когда последний снег выпал, а как увели, снег пропал.

– После первой ночи вообще нормальная погода прекратилась. – Егор включился в разговор, сел рядом с печкой, прислонившись спиной к теплой стенке. – Как и нормальная жизнь.

Все опять замолчали.

– Мы в район пойдем? – встрепенулся вдруг Фома.

– Так не хочется, – пробормотал Юра.

– Никому не хочется, но и жить тут не получится. – Топор с досадой воткнулся в скамейку. – Кто-то ходит вокруг постоянно.

– Фома, – Егор вдруг резко подался к нему, – а ты, случайно, не знающий? Переругов подкормил, останки домового обнаружил, видишь кого-то.

– Да ты что! – испугался тот. – Я же говорю, что плохо у бабки своей учился. Могу по мелочи только, что помню.

– Все мы здесь по мелочи, – заметил Егор.

Фома промолчал.

– А я рацию хочу свою найти. – Юра вдруг подорвался и выскочил на улицу, но потом вернулся. – Только я бы переоделся во что-нибудь потеплее, там прям дубак.

Фома молча махнул на рюкзак, который вчера бросили и забыли. Пледы нашлись дома, а про одежду никто и не подумал.

– А мы всей толпой пойдем? – спросила я.

– Хочешь, оставайся, – ответил мне Юра.

Я замотала головой. Уж лучше таскаться с ними, чем сидеть и дергаться от любого шороха.

Поезд выехал из тоннеля и остановился на пустой станции. Двери бесшумно открылись и замерли. Он спал, запрокинув голову, руки сжимали рюкзак. Музыка в телефоне давно закончилась, и наушники висели ненужными капельками в ушах. Рюкзак сползал по скользкой ткани пальто, руки машинально подтягивали его обратно. Парень всхрапнул из-за неудобной позы и проснулся, увидел, что поезд уже стоит, и поспешил выйти.