– У ихтионки, – невпопад ответила Аэлло, игнорируя остальные вопросы.

– А с волосами что?

– Эта рыжая лошадь покрасила, – пробубнила Аэлло, ковыряя носком сандалика землю.

– Как покрасила? Почему?

– Ну, – протянула гарпия, тоскливо провожая глазами косяк гусей, летящий по небу. – Наверно, за то, что я ее случайно подстригла.

– Что?! – изумилась горгона.

– Да, наверно из-за этого, – подтвердила гарпия, продолжая наблюдать за гусями. – Вряд ли просто сдуру.

И Аэлло помахала рукой гусям.

– Там у меня гусь знакомый, – сообщила она хлопающей ресницами горгоне. – Даже два.

Эвриала прижала пальцы к вискам, нахмурилась. Молочно-белая кожа потемнела, темные бархатные глаза нехорошо сверкнули медным отблеском.

– Аэлло! Может, хватит?! – голосом, не предвещающим ничего хорошего, проговорила горгона. И виновато добавила: – Ведешь себя, как ребенок!

Аэлло насупилась.

– Я разве виновата? Эта лошадь рыжая первая начала! Я, между прочим, тебя защищала!

Эвриала медленно закрыла и открыла глаза. В бархатном голосе зазвучала медь.

– Вот как? Меня, значит, защищала? А кто просил тебя?!

Гарпия промолчала. Но ресницами захлопала с утроенной силой.

– Аэлло! Или ты рассказываешь все по порядку, или…

– Рассказываю, – сказала Аэлло, на всякий случай шмыгнув носом.

Отлично отработанный трюк на этот раз не прошел, добрая горгона смотрела на Аэлло недовольно и требовательно. Поэтому пришлось поведать все, с самого начала: как стучалась в башню к Главе, как никто не открыл, как проходящий мимо гном сказал, что Теонард с Брестидой поехали в южном направлении, как увидела их на речке, как нечаянно, совсем-совсем нечаянно сбрила пучок с макушки Брестиды, и как та в отместку подло покрасила ее в розовый…

По мере рассказа Аэлло лицо Эвриалы вытягивалось, а в глазах плескалась тревога.

Когда Аэлло закончила живописать драку, пожаловавшись на вероломство хранителей, которые спасли амазонку от справедливого возмездия, горгона замахала на нее руками.

– Ты совсем еще ребенок, Аэлло! – гневно возопила горгона. – Ты ничего, ничегошеньки не понимает в жизни! В отношениях! В отношениях хранителей!

– Как это не понимаю, – попробовала возмутиться Аэлло, когда горгона одернула ее.

– Помолчи, пожалуйста! Я услышала достаточно! Ты должна немедленно извиниться перед Брестидой!

– Да она меня чуть из лука не подстрелила! – завопила Аэлло. – А челюсть, между прочим, до сих пор болит!

– Да, извиниться! – продолжила горгона. – Ты что, не понимаешь? Твой дурацкий, необдуманный, детский поступок может внести раскол между нами!

На вопрос Аэлло, и что же тут такого, горгона грустно проговорила:

– А мир между хранителями итак постоянно на грани… В прошлый раз Каонэль еле удалось сохранить баланс! И если из-за твоих детских выходок хрупкий мир пошатнется, пеняй на себя!

Аэлло потупила зеркальца глаз, принялась чертить носком сандалика линии на песке.

– Так ты извинишься? – мягко спросила горгона.

Аэлло в ответ скривилась, словно у нее разболелся зуб, и с тоской посмотрела в небо.

Горгона зло проговорила:

– Если так, то я сама полечу и попрошу за тебя прощения! И знаешь, что? Тебе должно быть стыдно! Если доросла… до своих лет, и так и не научилась до сих пор отвечать за свои поступки.

Не успела Эвриала расправить крылья, как гарпия виновато буркнула.

– Ладно уж, я сама…

Клюнув горгону, пока та не опомнилась, поцелуем в щеку, Аэлло распахнула крылья, и, оторвавшись от земли, взмыла в небо.

***

Чем ближе Аэлло подлетала к Южной речке, тем большей тяжестью наливались крылья.

Мышцы спины и крыльев казалось, вот-вот сведет судорогой, а в животе недовольно урчало. Стоило подумать о пышных, румяных пирогах Эвриалы, что одиноко томятся где-то там, в дереве Каонэль, рот наполнялся слюной, очень хотелось посмотреть, а потом и повернуть назад.