Мимо проплыла стайка уток, крякая при виде сапога, который я полоскал в воде. Мать семейства клюнула сапог, и я поспешил достать его, пока не испортили. Какая-то птица не разорвет мою обувь, даже вкусная утка. В животе заурчало. В крепости Тенгиса прилично не пообедаешь, а я не собирался питаться костным бульоном с ячменем. Завтра нужно будет купить на базаре что-нибудь поприличнее.

Я похлопал сапоги друг о друга, чтобы обсушить. У подошвы красная кожа потеряла цвет, но золотисто-зеленая вышивка блестела как новая. Правда, воняли они отвратно. Прямо как Костани – рыбой и дерьмом. Ничего, от этого спасет паровая баня. Завтра надо заняться этим, сразу поутру.

Тенгис предложил мне поселиться наверху, в комнате для гостей: это было самое уютное место в доме, с перьевым матрасом и хлопковыми простынями вместо соломы и шкур, как обычно в казармах, где я раньше ночевал.

Мелоди все в том же желтом платье, грязном после нашей драки, сидела на лестнице. Это платье было самым ярким пятном во всей отсыревшей крепости. Взгляд Мелоди показывал, что ей хочется поговорить, и я не мог отвергнуть дочь, которую не видел десять лет. В крепости Тенгиса все мы были друг другу сыновьями, отцами и братьями – считается, что для янычар кровные узы не имеют значения, но это мнение только укрепляет нашу связь.

Она погрустнела.

– Могу я попросить тебя об одолжении?

Я мечтал затянуться кальяном перед сном. Гашиш со вкусом вишни подарил бы мне отдых.

– Достань мне кальян, и я отдам тебе весь мир.

– Дедушка много лет назад бросил курить. И все выбросил.

Я вздохнул.

– Что ж, еще одна причина для разочарования.

Мелоди поковыряла фальшивый топаз на бронзовом браслете.

– Ты расстроен, что приехал?

Я сел на ступеньку ниже ее и прислонился к стене.

– Прости, что не навещал вас и не писал. По правде говоря, я сам на себя не похож, уже давно.

– Я знаю. Дедушка всегда говорит, что ты не виноват. Просто здесь тебе слишком больно находиться. Прости за то, что я тебя ударила. – Она взяла меня за руку. – Я тоже скучаю по Лунаре.

После моего ухода Тенгис не красил стены. Раньше они были белыми, а теперь посерели. Наверное, дома стареют вместе со своими хозяевами.

– Лунаре тоже нравилось быть твоей матерью, – сказал я, чтобы немного взбодриться. – Удивительно, что ты вообще нас помнишь. Тебе ведь было всего пять.

– Вот бы она была здесь, как в старые времена. – Мелоди сжала мою руку. – Ты молишься за нее?

– Я многие ночи стоял от зари до заката и не смыкал глаз, умоляя Лат ее вернуть, – ответил я охрипшим от горя голосом. – А в результате получил лишь отекшие ноги. Хотя они уже распухли после долгих поисков по лесам и горам в сельской местности. Когда человек вот так исчезает посреди ночи, не оставив ни намека на то, куда пошел… и искать-то негде.

– И одновременно с этим везде.

Я выдернул у нее руку и почесал бороду.

– И о какой же услуге ты меня просишь?

Мелоди вздохнула и потеребила мягкие темные волосы. Что бы это ни было, она никак не могла решиться попросить.

– Научи меня всему, что умеешь.

Я засмеялся.

– Сейчас ты умеешь больше меня.

– Я моложе и проворнее; может, даже сильнее. Но я никогда не буду такой же умной и опытной. Я ведь выросла в мирное время. А ты когда-то спал с кинжалом под подушкой, помнишь?

Кстати, если подумать, я просто чудом не порезался, ворочаясь во сне. Но так было проще выхватить кинжал и вонзить в того, кто пришел за мной. Во время противостояния шаха Мурада и его брата другие янычары часто пытались зарезать меня во сне, настолько все запуталось.

– Надеюсь, больше никогда не придется этого делать, – сказал я. – Мир сам по себе достаточная награда.