– Так…

Эйнар почувствовал, как скулы сводит от злости. Дура! Другого места найти не могла?! На одну-две ночи бы как-то устроила, а потом уж…

– Эйнар, не злись, – торопливо попросил Тибальд, выглядя виноватым. – Что она там, погрызет что-то? И в углу не нагадит, не кошка, чай. А потом в свою спальню заберешь. Ну, когда поженитесь.

– Хватит, – бросил Эйнар и тут же поправился: – Про это хватит. А вообще – как там?

– Да ничего! – воспрял духом Тибо, решив, что гроза прошла мимо. – Сундуков у нее – полкомнаты заняли. И горничная. Уж такая девочка… Прям яблоневый цвет! Щебечет, как птичка, вокруг хозяйки вьется, в рот ей заглядывает, леди то, да леди это…

– Хватит про горничную! – начал закипать, как котелок на огне, Эйнар. – Леди что?

– Леди велела бадью принести и воды нагреть. Помылась, от еды отказалась. Сказала, что будет ужинать, когда ты приедешь. Неприлично, мол, без хозяина. И велела не беспокоить, вот.

– Неприлично, значит?

Эйнар поморщился. У него теплилась надежда, что хоть сегодня получится не видеть друг друга, раз уж договор он будет обсуждать со стряпчим. А ужин… Баргот его знает, как устраивать ужин для благородной дамы. У него и скатерти-то нет. Давно уже.

– Молли сказала, что для гостей расстарается, – тихо сказал Тибо, как обычно понимающий до отвращения много.

– Отправь кого-нибудь дымоходы в северном почистить, – приказал Эйнар, вдруг почувствовавший себя омерзительно потным и пыльным. И всего-то проехал верхом миль пятнадцать да оттуда столько же. По единственной здесь вполне приличной дороге. – Завтра же и отправь. И рамы пусть починят, что ли.

Потому что нечего хоть самой высокородной леди делать в комнате Мари. И Тильда… Как все это теперь объяснить Тильде, ради Пресветлого Воина?

* * *

– Ой, миледи, какой у вас жених суровый! – болтала Нэнси, быстро и ловко разбирая самые необходимые вещи. – Как глянул – у меня и душа в пятки шмыгнула! А так мужчина ничего, видный… Плечистый и шрамов нету. Вот у меня два дядьки в солдатах – так и носы переломанные, и зубов не хватает, а уж если рубаху снимут – жуть! А у его светлости лицо чистое. Видать, сам на других шрамы оставлял…

– Помолчи, – устало сказала Ло, опускаясь на кровать и морщась, – от постельного белья повеяло затхлостью.

Девчонка послушно притихла, и Ло огляделась вокруг. Спальня, дверь в которую отперла высокая тетка в нарядном по меркам прислуги платье и чистом переднике, явно была нежилой. Тетка кланялась и божилась, что ее милость ждали не раньше послезавтра, вот и не успели все подготовить. Но они сейчас! И действительно, снизу примчались еще две девицы и под руководством тетки быстренько вытерли пыль, смахнули паутину и даже провели мокрой тряпкой по оконным стеклам, отчего на тех остались заметные разводы. В общем, ни в один приличный дом местную прислугу не взяли бы даже поломойками, но Ло прекрасно понимала, что это крепость. Горная пограничная крепость. И уже то, что здесь вообще есть прислуга, – изрядная роскошь. Но про белье никто не подумал, а оно, хоть и чистое, явно отдавало сыростью. И обои, простенькие, дешевые, кое-где подернулись зеленью. Ло снова поморщилась.

Высокая деревянная кровать, накрытая шерстяным пледом, у окна – туалетный столик с тумбами и тусклым зеркалом в половину человеческого роста. Дорогая вещь для обычного служаки, между прочим. Щетка для волос, какие-то ленты, шпильки… Баночка то ли пудры, то ли помады, пыльная, не разобрать. На окне – засохший цветок в горшке… Ло передернуло. Склеп, только без тела. Чужой склеп, закрытый не один год назад и открытый сейчас лично для нее, новой супруги. Она зябко обхватила себя за плечи ладонями – по комнате словно подуло холодом. Кажется, комендант Рольфсон – дурак. Или просто бесчувственный скот. Устроить ее в комнате покойницы, откуда вещи даже не успели вынести! Может, это изысканное издевательство? Хотя Рольфсон не был похож на человека, способного придумать подобное нарочно.