– Мы сдаёмся! – закричал Боб. – Он – военнопленный! И он ранен! Ему нужна срочная медицинская помощь!

– С чем войдёшь ты в долину смерти? Так ведь ещё страшнее, правда? – вновь оскалился верзила в чёрном. – Не иметь возможности ни отбиться от врага, ни себе пустить пулю в лоб.

– Не страшнее, чем твоя мать! – Говард попытался доплюнуть до лица присевшего над ним Глаза Агнца, но даже на это у него не хватило сил.

– Дам тебе один совет, которым ты, впрочем, уже не успеешь воспользоваться: никогда не оскорбляй мать Глаза Агнца, – мужчина надавил кулаком на открытую рану орфовца на груди, вызвав ужасающий крик нестерпимой боли. – Если, конечно, не хочешь его разозлить.

– Не убивай его, пожалуйста! Мы же военнопленные! – отчаянно прокричал боец с аугментом уха.

– Есть вещи намного страшнее смерти, – Глаз Агнца встал, не сводя глаз с вопящего рэйнджера. – Думаю, ты уже начал это понимать. Но не расстраивайся: мы все умираем в одиночестве, и ты – не исключение.

Неспешно отвернувшись, Глаз Агнца подошёл к Коннору:

– А радио, эта штука у тебя вместо уха, ловит?

– Я отправил сигнал! – соврал оперативник. – Наши уже на подходе!

– Жаль, что это не правда.

Одним резким движением, Глаз Агнца схватился за кохлеарный ауг молодого бойца, и с силой вырвал его. На грязный бетонный пол брызнула кровь, смешанная с осколками пластика и кусками нанопроводов. Вскрикнув от боли и неожиданности, Коннор повалился на бок, и кровь стала быстро заливать его лицо.

– На выход, – кратко скомандовал Глаз Агнца, отряхивая руку.

Грубо подняв орфовцев с колен, агхартовцы повели пленников в сторону выхода с этажа.

– Нет-нет! Стойте! – кричал Боб, извиваясь. – Мой товарищ! Вы не можете его бросить! Помогите ему! Помо…

Удар под дых вновь повалил сержанта на пол. Последний раз в жизни, Боб встретился взглядом со своим другом и соратником Говардом Ретински, вместе с которым они прошли не мало боевых операций, вместе с которым знакомились с девчонками в барах, а позже – там же устраивали потасовки. Улыбнувшись на прощание, Говард обречённо провожал товарищей взглядом, выражающим полнейшее смирение.

Около выхода из здания ожидал побитый временем "Хамммер". Примерно два десятка боевиков в серой форме окружили поредевший отряд рэйнджеров и автомобиль, рядом с которым стоял седой мужчина сером же мундире, украшенном генеральскими погонами.

– Джек Харроу, – сплюнул Боб. – Предатель!

– Ты командир? – подошёл к пленным генерал. – Назови себя.

– Боб Аткинсон, старший сержант разведотряда "Ферретс", американский корпус ORF. Те, кто пришли сюда надрать вам задницы.

– Ты сам в это не веришь. Ну, и что вы тут разведали?

– Что вы тут все – конченые уроды, которым место за решёткой, при чём в самой замшелой тюряге. Я попрошу начальство, чтобы вам подобрали подходящую.

Странное движение в ночной мгле – на крышу "Хаммера" запорхнула невысокая фигура в длинном балахоне песчаного цвета, за спиной которой торчал длинный ствол снайперской винтовки. Словно гротескная паранджа, лохмотья скрывали лицо и фигуру ловкого человека так, что даже понять, какого он или она пола, было невозможно.

– Парень, – вздохнул агхартовский генерал, – я пытаюсь вам помочь. Хочешь вернуться домой сам и вернуть своих товарищей – отвечай на мои вопросы.

– Какой смысл? – горько усмехнулся Боб. – Если вы нас и не убьёте прямо здесь, то из ваших казематов нам точно не выбраться.

– Нет у нас никаких казематов, – спокойно ответил генерал. – Я могу представить, какие страшные сказки вам рассказывало на ночь руководство, но, если будете сотрудничать, мы проведём вам процедуру промывки памяти, а после – вернём домой. Да, если будете сопротивляться процедуре, то останетесь, как овощи, но будете жить в любом случае.