Тим осторожно прошел сквозь линию глобального поля Хартмана – голубые стенки толщиной сантиметров в двадцать разбили комнату на прямоугольники сумасшедшей трехмерной шахматной доски. В углу – слава богу, что в углу, – ярко светилось одно из пересечений. «Где-то в земле прямо под этой крестовиной лежит центральная зона водоносной жилы. Говорят, достаточно пару лет поспать в таком уголке, чтобы схлопотать рак. А вот и диагональная сеть Карри… Она с большой ячеей и задевает мою спальню только в двух местах. А сеть Виттмана, ромбическая, вообще такая здоровенная, что мы с ней только один раз встречаемся. Ну и ладушки. Н-да. Ничего интересного у нас в спальне нет».
Тим медленно вернулся в «человеческое» состояние и пошел на кухню. Открыв холодильник, достал початую бутылку пива, уселся, закурил, отхлебнул из горлышка и с недоверием покосился на два рулона алюминиевой фольги, лежащие на столе. «Вот уж не думал, что до этого дойдет. Но если эти гады и в следующий раз сунутся ко мне в такой момент…»
Тим закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Ему вдруг захотелось снова «щелкнуть». Ныряя в призрачный мир экстрасенсорного восприятия, он чувствовал себя гораздо увереннее, чем на банальной, холодной, неуютной, жестокой Земле. И шарик, и бублик, и грушу, и даже голубую молнию он мог запросто размазать по стене. А что делать, если против тебя – люди? «Драться? Не умею и не люблю. Сколько раз получал по морде и сдачи давал – каждый раз прикосновение к другому человеку было для меня словно удар током. И безумное чувство стыда от того, что я причинил вред человеческому существу. Ненавижу. Хотя, судя по всему, дело в физическом контакте. Не исключено, что я запросто смогу продырявить врага из огнестрельного оружия и даже ухом не поведу. Только вот стрелять мне не из чего. И это, наверное, хорошо».
Тим допил пиво и сунул бутылку под стол. «Сволочи! Вот скоты! – Он покачал головой. – Нашли-таки они мою «кнопку». Уинстон Смит боялся крыс – и возлюбил Большого Брата. А мой отец боится тараканов. До судорог. А я боюсь змей. Хотя если придется… Справлюсь, наверное. Я со всем могу справиться. Но сейчас они меня взяли за самое больное место.
Сколько уже было этих раз, днями и ночами, в постели и не в самых подходящих местах, когда я думал, что я урод? Не так чтоб очень много, но и не мало. Все-таки мне уже двадцать два. Но только месяц назад оказалось, что проклятый компьютер в моей голове можно-таки ненадолго выключить. До чего же было всегда обидно – задыхаясь и потея, слушать, как стонет и рычит от восторга твоя девушка, и о чем-то в это время напряженно размышлять… А может, я просто им всем не доверял? Не знаю. Оля… Милая. Бесконечно милая. Умница, красавица, такая женственная и одновременно сильная… Да, Тим, старина, это любовь. И настигла она тебя в самый неподходящий момент».
Тим рывком поднялся, взял фольгу и отправился в спальню. Там он небрежно смахнул с кровати белье, спихнул на пол матрас и принялся раскатывать фольгу по пружинной сетке дивана. Он работал очень аккуратно, надежно фиксируя блестящие полосы скотчем, и не успокоился, пока экран не стал на вид совершенно непробиваемым. Тогда Тим «щелкнул». Некоторое время он стоял, рассматривая экран сверху – гладкое иссиня-черное поле. А потом вспомнил, как это было десять лет назад, и ударил по экрану изо всех сил. Отдача сбила его с ног. Тим отлетел к стене, больно ударился затылком, съехал на пол и, схватившись за ушибленное место, принялся злорадно хохотать. А потом встал, заново соорудил постель, даже попрыгал на ней – не шуршит ли – и отправился на кухню, где дожидалось пиво.