– Попробую, вдруг дозвонюсь?! – и, как был в лёгком пальто и шляпе, выскочил за дверь.

Бросив игрушки, чувствуя неладное, тихонько всхлипнула Танюшка. Анастасия Петровна вышла на кухню, выглянула в окно. Пётр подошёл к сторожке, подёргал дверь – заперта. Поднял голову, посмотрел на окно. Она открыла створку.

– Нет, не приходила! – крикнула в холодный ночной воздух. Он в ответ махнул рукой в сторону арки.

Время тянулось как смола. За окном завывал ветер, кидая в стёкла колючие снежинки. На часах половина третьего. Анастасия Петровна подошла к входной двери. Тихо. Ни шагов, ни голосов в подъезде. В пятом часу прилегла на диван. Тикали часы, в оконное стекло хлестали порывы ветра. Круг света от настольной лампы по-прежнему высвечивал коричневые узоры на скатерти.

Наконец мимо окна проехал первый автобус. Анастасия Петровна собрала внучку и отправилась на Бумстрой, к матери Елены – Устинье. Тут недалече. Пара автобусных остановок. Может, Елена там? Мало ли… Но дома застала только сестру Устиньи – Акулину.

– Настасья Петровна, никак что стряслось? – раздевая Танюшку, заволновалась Акулина.

Коротко пересказав случившееся, Анастасия Петровна заключила:

– Уж и куда бежать, не знаю… – а потом вдруг кинулась к Танюшке и запричитала: – Сиротинушка ты моя го-о-орькая…

– Сватья, ты никак ополоумела? Может, разругались, разбежались!

– Сказал бы. Нет! Нет! Ой, горе мне, горе!

– Тебе не доложились! Прекрати сей момент завывать, как по покойникам! Я сегодня со второй смены, а то бы теперь ушла на работу. Поеду к Надюшке. Родные сёстры всё-таки. Вдруг знает что-нибудь. По дороге забегу в милицию и скорую, может, там что выясню. А ты езжай домой, жди. Ну а я, как всё обойду, к вам заеду.

Анастасия Петровна вернулась домой. Сложила поленья в печь. Затопить? Рано ещё. Беспомощно толклась по квартире, берясь то за одно, то за другое. Глянула на часы. Время подходит к обеду, а от Акулины ни слуху ни духу. Да что же это такое? Господи!

И Анастасия Петровна упала на колени перед маленьким образком, висевшим над её кроватью. Этой иконкой ещё её мать благословляли, потом её, потом она Петра и Елену. Анастасия Петровна молилась. На диване, сжавшись в комок, сидела Татьяна.

Вроде в дверь кто-то стукнул? Показалось? Но от пережитого волнения ноги слушались плохо, и она вместо того, чтобы опрометью кинуться открывать, кое-как поднялась с колен.

В дверях стояла Акулина. Разулась у порога, скинула на плечи шерстяной клетчатый платок, прошла в комнату.

– Значит, так, сватья. Пётр лежит в технической больнице. Ну той, что супротив проходной бумажного комбината, через дорогу от столовой, в которой работаю. Тут недалеко. Поговорить с ним не могла, но я всё-таки убедилась, что это он. Потому и долго. Зашла на работу, взяла свой столовский халат да платок. Прошла чуток по коридору и заглянула в палату.

Анастасия Петровна только швыркала распухшим от слёз носом.

– Петро ночью пришёл в скорую, Лёнку искал. – От волнения Акулина называла Елену так, как когда-то в её детстве в Рязани, когда та была совсем ребёнком. – Видать, продрог так, что в скорой и свалился. Они его увезли в больницу. Говорят, какое-то сурьёзное воспаление лёгких. Сильный жар. Без памяти он.

– Он на той войне всё своё здоровье оставил! Тонул – живой остался. А теперь вот… – Мелкие слезинки не переставая катились по щекам Анастасии Петровны.

– Лёнку надо искать… – Акулина вновь набросила платок на голову.

– Может, горячего чаю?

– Неколи. Отправлю Устишку к Надьке, пусть поводится с Володькой и Галиной. А мы с Надюшкой… в морг сходим. Только там и не была ещё.