«Das ist unser letzter Trost! – он ожесточённо и зло скрежетнул стиснутыми зубами. – Nutten ficken…Nomina sunt odiosa!13 Такие сюжеты из


ада, в Берлине не поощрялись. Пропаганда Геббельса предпочитала демонстрировать Европе с Восточного фронта иные сюжеты. Центр вещания Берлина по-прежнему предлагал обывателю победный «глянец» и «лоск» с театров военных действий, – оповещал Старый и Новый Свет лишь о героическом, непоколебимом наступлении гитлеровских войск, о катастрофических потерях Советов, о подвигах солдат и офицеров Великой Германии и пещерной жестокости славянских вандалов. Эти вести, как ни странно, охотно подхватывали мировые агентства, показывали всему земному шару военную, парадную хронику: операции в Сталинграде, на Кавказе, в Крыму, на Северном и Центральном направлениях Вермахта так, как её видел и понимал благословенный фюрер и его верховное – ближайшее окружение.

А между тем, события на Южном и Сталинградском фронтах стремительно развивались и совсем не потому сценарию, какой прогнозировали в Рейхстаге. Адольф Гитлер вместе со своими стратегами, астрологами и другими советниками из секретных служб «Аненербе», коим безоговорочно доверял и до конца жизни верил во всевозможную древнегерманскую, тибетскую и прочую оккультную мистику, – был убеждён…Что его группа армий «А» под предводительством генерал-фельдмаршала Листа, и группа армий генерал-фельдмаршала фон Бока, которые должны были соединиться с наступающей на Сталинград 6-й армией генерала Паулюса, непременно сломают своей стальной и огненной мощью моральную силу советских полков и дивизий. В Берлине уже поднимались фужеры с шампанским и говорились победные тосты во славу немецкого оружия…Фюрер и его первая пятёрка нацистских вождей: Геринг, Гиммлер, Геббельс, Борман и Риббентроп были уверены, что разгром и уничтожение большевистских орд в Сталинграде уже у них в кармане. Все искренне полагали, что окончательно перекрыли возможный предел сопротивления человеческих сердец, нервов и психики.

Но случилось невероятное! Невозможное! Русские не согнулись, не забылись в пароксизмах истерики и психоза, не сошли с ума, не потеряли в безумии ужаса волю и власть над своими сердцами и нервами…Но стали ещё сильней и выдержанней!

«Молчаливый, упрямый, трёхжильный русский народ стал ещё суровей, ещё ожесточённее; ввалились у красноармейцев щёки, камнями обострились скулы, мрачно и люто смотрели присыпанные пеплом глаза…Но ратный дух защитников города лишь закалился крепче булата и поднялся орлом, выше самых высоких чёрных дымов Сталинграда.»14

* * *

…Словно прочитав мрачные мысли фон Дитца, генерал Хубе сохраняя невозмутимость, глухо заметил:

– Не правда ли, странное ощущение, барон? Тяжёлое, торжественное, страшное, щекотливое и одновременно вдохновенное…Как восхитительная музыка великого Баха или Вагнера, мм?

Наверное, так наши предки ощущали себя накануне Грюнвальдской битвы? В этом чёртовом сонме разрывов и стонов земли…Я слышу воинственный голос валькирий, что из века в век помогали нашим героям в битвах и уносили души убитых воинов в Валгаллу, где им прислуживали на пирах…Н-да, теперь эти девы-богини помогают нам, барон, и кто знает…

– О-о, да вы ещё и романтик, гер генерал? Не знал…

– Ровно настолько, полковник, чтобы в этом аду не сойти с ума, – парировал Хубе.

Он кивнул на бушующие пожарища, в которые холодно всматривался стройный эсэсовец, точно старался угадать в дымящихся кварталах и чёрных решётках стен мёртвых зданий свою судьбу…

– Я понимаю, а более разделяю ваши настроения, полковник. – Командующий поднял кожаный ворот плаща. – За время нашей короткой, но насыщенной боями совместной службы я понял…Вы не только отличный танкист, но и удивительно тонкий аристократ, до мозга костей пропитанный идеями Третьего Рейха, всецело преданный фюреру и нашей нацистской партии.