Приведем некоторые наиболее значимые поправки, сделанные Сталиным в 1946 году в тексте одобренного им самим издания 1939 года. В первых шести главах книги он вписывал отдельные слова, уточнял детали. Мотивы одних поправок лежат на поверхности, смысл других до сих пор остается неясным.

В текст второй главы Сталин вносит фамилии Цхакая и Джапаридзе. По прошествии стольких лет уже можно «восстановить» историческую справедливость и разделить с ними лавры руководства: с первым – Кавказским союзным комитетом РСДРП, а со вторым – «грандиозной стачкой бакинских рабочих» в декабре 1904 года.

На 46-й странице Сталин дополняет фамилиями Фиолетова, Саратовца (Ефимова), Вацека, Бокова, Малыгина, Ханлара, Мамедова, Азизбекова, Кязи-Мамеда следующий абзац: «Сталин сплачивает вокруг себя крепкое ядро испытанных большевиков-ленинцев – Орджоникидзе, Джапаридзе, Шаумяна, Спандаряна и др.». У читателя не должно остаться никаких сомнений: Сталин уже тогда был признанным лидером.

Теперь, в зените мировой славы, не было нужды в многочисленных идеологических штампах – «под руководством Сталина», традиционно использованных в тексте первого издания биографии ее составителями. Не нужно преувеличивать число арестов и побегов из ссылок, сообщать, что в 1913 году «был арестован на собрании, устроенном Петербургским комитетом большевиков», а не на вечеринке, проводившейся тем же комитетом в зале Калашниковской биржи. Можно отказаться от авторства «Декларации прав народов России». Нет причин цитировать постановление ВЦИК о своем награждении орденом Красного Знамени в 1919 году. Достаточно одного упоминания о том, что «заслуги Сталина на фронтах Гражданской войны были отмечены по инициативе Ленина» этим орденом. А вот преувеличить свои дореволюционные связи с Лениным и «верность ленинской интернационалистской позиции», оказывается, по-прежнему необходимо. Твердой рукой биограф исправляет единственное число слов «письмо» и «собрание» на множественное во фразе: «Он пишет письмо Ленину, выступает на собрании ссыльных большевиков в селе Монастырском (1915)…»

Оценка собственной роли – «лучший сын большевистской партии, достойный преемник и великий продолжатель дела Ленина» – показалась недостаточной. Пришлось добавить: «выдающийся ученик Ленина».

Из приведенных примеров видно, что официальная биография Сталина во многом отличалась от реальных событий, а его редактура была нацелена на то, чтобы подвести читателя к одному выводу: Сталин – «великий вождь, учитель, друг и полководец». Словом, «Сталин – это Ленин сегодня»^>52.

С. Монтефиоре[20]: Сменив несколько квартир, он[21] остановился в рабочем поселке Барсхана в маленьком доме Наташи Киртавы – двадцатидвухлетней красавицы, симпатизировавшей эсдекам. Ее муж исчез. Если верить батумским легендам, воспоминаниям самой Киртавы и позднейшим высказываниям Сталина, он вступил с молодой женщиной в любовную связь; Наташа стала первой, но не последней его любовницей-хозяйкой и «конспиративной» подругой. В своих воспоминаниях она рассказывает о его нежном внимании и заботе, даже о моменте близости посреди марксистского спора: он повернулся к ней, убрал волосы у нее со лба и поцеловал^>53.

Л. Д. Троцкий: О личной жизни молодого Сталина мы знаем мало, но тем более ценно это малое для характеристики человека.

«Его брак, – рассказывает Иремашвили, – был, как он понимал его, счастливым. Правда, равноправия полов, которое он выдвигал как основную форму брака в новом государстве, в его собственном доме нельзя было найти. Да это и не отвечало совсем его натуре – чувствовать себя равноправным с кем-нибудь. Брак был счастливым, потому что его жена, которая не могла следовать за ним, глядела на него как на полубога, и потому что она, как грузинка, выросла в священной традиции, обязывающей женщину служить». Сам Иремашвили, хотя и считавший себя социал-демократом, сохранил в почти незатронутом виде культ традиционной грузинской женщины, по существу, семейной рабыни. Жену Кобы он рисует теми же чертами, что и его мать Кеке. «Эта истинно грузинская женщина… всей душой заботилась о судьбе своего мужа. Проводя неисчислимые ночи в горячих молитвах, ждала своего Сосо, когда он участвовал в тайных собраниях. Она молилась о том, чтобы Коба отвернулся от своих богопротивных идей ради мирной семейной жизни в труде и довольстве».