Когда я знакомился с подобными фактами, мне однажды пришла, на первый взгляд, дикая мысль: арестовывая близких, родственников, жен тех, кто его окружал, Сталин испытывал их лояльность, верноподданнические чувства. Калинин, Молотов, Каганович, Поскребышев, многие другие не подавали и виду, что в их семьях произошла катастрофа. Сталин наблюдал за их поведением и, видимо, испытывал удовлетворение от их безропотности. Чудовищные по своей безнравственности и жестокости деяния – это и есть строки в предельно аморальной биографии Сталина, черты его портрета. Ничего святого, благородного, порядочного не скрывалось за личиной Большого Лицемера, мастерски игравшего множество ролей в жизни, которая походила на фильмы ужасов. Ведь Поскребышев верил, когда Сталин говорил ему смиренно: «Это от меня не зависит. Я ничего сделать не могу. В НКВД разберутся». А что говорил Берия, ведь он продолжал бывать дома у Поскребышева? Говорил то же самое… Эти люди жили во Лжи, Цинизме, Жестокости. Самое печальное (а это опять же из области морали!), что ему, Сталину, фактически никто не возражал. А ведь шансы совести всегда существуют! Даже в условиях невероятно сложных…
Мы как-то привыкли считать, что гуманизм, мораль, общечеловеческие нормы нравственности – это, мол, все из области «мелкобуржуазного гуманизма», нравоучительства! А ведь мораль появилась раньше политического, правового, даже религиозного сознания. Когда у людей возникла первая потребность в осознанном общении – возникла нравственность. Без нее человек никогда не стал бы человеком. Как метко заметил однажды Бертольт Брехт: «Чтобы человек почувствовал себя человеком, его кто-то должен окликнуть…» И в этом смысле конкретная «личная жизнь» позволяет увидеть в человеке многие подлинные грани. У Сталина они выписаны жирным черным фломастером. Кто знает, может быть, именно здесь кроется один из глубинных истоков тех деформаций и преступлений, которые будут в 30-е годы освящены его именем? Может быть, я ошибаюсь. Время поправит. Оно – лучший редактор любых биографий. Тем более, повторюсь, я пытаюсь набросать лишь эскиз портрета.
Сталин был «сильной личностью» того типа, который с неизбежностью стремится только к величию, неограниченной власти. Но «режим террора, – справедливо писал Н. Бердяев, – есть не только материальные действия – аресты, пытки, казни, но прежде всего действие психическое…». Сталинская практика постепенно, исподволь обожествила насилие, не заботясь о его нравственном обосновании. Культ силы вне моральных ценностей – драгоценность фальшивая. Личная жизнь человека – «визитная карточка» его моральных устоев. А они у «вождя» были из классового «кирпича». Для Сталина нравственные параметры революции, строительство нового мира были не более чем «буржуазным морализаторством».
Страшно то, что Сталин не сомневался в своей нравственной правоте. В одном из томиков М.А. Бакунина генсек однажды подчеркнул фразу: «Не теряйте времени на сомнения в себе, потому что это пустейшее занятие из всех выдуманных человеком». Что можно сказать по этому поводу? Бакунин-то мог не сомневаться; ведь он не был Генеральным секретарем великой партии!
Глава 4
Диктатура или диктатор?
Священное царство всегда есть диктатура миросозерцания, всегда требует ортодоксии, всегда извергает еретиков.
Н. Бердяев
Боги не знают возраста. Кто сегодня скажет, сколько лет Зевсу, Афродите, Артемиде, Палладе, Фемиде? Видимо, никто. Но в представлении людей боги вечны. А это все равно что допустить невозможное: «застылость» времени. Но, может быть, они потому и боги, что стоят над временем? Человек для своего удобства разбил его на века, десятилетия, годы, месяцы, сутки, часы, минуты, секунды… А оно, время, течет, не замечая этих эфемерных рубежей. Для бега времени они не имеют никакого значения. Оно текло так, когда на планете не было человека, будет так же «изливаться» из вечного кувшина материи всегда. В повседневности, обыденном сознании, правда, бывает, возникает иллюзия власти судьбы над временем. Чаще всего люди допускают эту ошибку в мгновения памятных дат и юбилеев.