Утвердив курс на социалистическое строительство, индустриализацию, съезд стал важной исторической вехой на этом пути. Но демократические начала в партии не получили своего развития. Великое едва ли ведало, что рядом с ним рождается его отрицание. В борьбе этих начал и кроются истоки грядущего триумфа «вождя» и трагедии народа. Не все тогда понимали, что за могущество придется платить личной свободой. Это не парадокс, а закон единовластия.

Слова «теория», «теоретик» в молодости у Джугашвили вызывали внутренний трепет. «Верная теория, – говаривал Мартов, – всегда дружит с истиной». Теперь ему эта фраза была понятна; он приобщился, прикоснулся и к теории, и к теоретикам. В 1907 году, в Лондоне, входя в церковь Братства, где проходил V съезд РСДРП, и глядя на непривычные для православного готические очертания храма, Сталин вдруг вспомнил одну из притч Соломона: «Милость и истина да не оставляют тебя; обвяжи ими шею твою, напиши их на скрижали сердца твоего…» Он был в юности прилежным семинаристом, и годы скитаний не выветрили из сознания библейских постулатов. Милость была ему ни к чему: сентиментальности он никогда не любил. А вот истина… Ему казалось, что на съезде он не очень обогатился ею. Долгие споры «об отношении к буржуазным партиям», «о классовой солидарности», «о роли пролетариата в буржуазной революции» казались ему отвлеченными, плохо связанными с русской действительностью.

А она напомнила о себе, эта действительность, во время работы съезда весьма властно. Прервав заседание съезда, председательствующий вдруг объявил, что на завершение работы, оплату помещения, проживание в гостинице и обратный путь делегатам не хватает денег в партийной кассе и что один либерал согласился дать вексель на три тысячи фунтов стерлингов при условии возвращения под немалый процент и если под векселем подпишутся все делегаты… После паузы все громко заговорили, соглашаясь. Более десяти лет пришлось ждать этому добровольному меценату возвращения своих фунтов. Он рисковал: далеко не все революции в истории свершались как по заказу.

Однажды в перерыве заседания Джугашвили оказался рядом с Лениным, Розой Люксембург и Троцким, спорившими о «перманентной революции». Но раздался звонок, приглашавший на заседание, и Ленин шуткой закончил спор:

– Наверное, Роза знает русский язык немного хуже, чем марксистский, поэтому у нас с ней и есть кое-какие разногласия… Но это дело поправимо!

Джугашвили смутно понимал суть «перманентной революции» и не включился в этот мимолетный спор. А ведь здесь тоже должна быть истина. А сколько таких истин нужно революционеру? Они ему теперь, пожалуй, особо нужны, хотя он и не собирался писать их на скрижали сердца своего. К этому времени делегат съезда с совещательным голосом Джугашвили уже был автором двух-трех десятков простеньких статей и первой своей, как он считал, крупной теоретической работы «Анархизм или социализм?». Сталин этой работой в душе гордился, хотя еще никто из «литераторов» в Лондоне с ней не был знаком.

Мог ли Сталин знать, что через тридцать с небольшим лет он будет единогласно избран почетным академиком Академии наук могущественной страны? Мог ли он даже подумать, что светила мировой науки – члены Академии преподнесут ему в день 60-летия фолиант-панегирик почти в восемьсот страниц, где слова «гениальный ученый», «гениальный теоретик», «величайший мыслитель» будут повторены бесчисленное множество раз?! Академики М.Б. Митин, А.Я. Вышинский, Б.Д. Греков, А.В. Топчиев, А.Ф. Иоффе, Т.Д. Лысенко, А.И. Опарин, В.А. Обручев, А.В. Винтер и другие скажут в этой величественной книге, сколь огромен вклад И.В. Сталина в развитие теории научного коммунизма, философии, политической экономии, сколь велико методологическое значение его идей для науки вообще.