Еще одно соображение. Сталин не сразу остановился на какой-то определенной концепции строительства нового общества. Он не всегда понимал, а возможно, и не разделял взгляды Ленина, особенно изложенные в его последних письмах и статьях. Сталин мысленно часто возвращался и обращался к идеям «военного коммунизма», был вынужден какое-то время терпеть нэп, понимал, что без тесного, органичного союза рабочего класса и крестьянства решить многочисленные проблемы страна не сможет. И постепенно сползая к цезаризму, единовластию, диктаторству, он сделал свой выбор. Сталин не был теоретиком. Его выводы опирались чаще на цитаты, помноженные на волевые импульсы. Сталину внутренне были близки «силовые» методы Троцкого. По сути, он в этом отношении был к нему ближе, чем к кому-либо из других большевистских лидеров. Но это внутреннее сходство, окрашенное личной непримиримостью, поддерживало постоянное «отталкивание», напряжение между двумя полюсами амбиций.
Сталин, перебирая в мыслях перлы Зиновьева и Каменева, усмехнулся: «И эти люди пишут о ленинизме!» О ленинизме напишет он. Напишет так, чтобы все почувствовали полную противоположность понимания ленинизма Сталиным и его временными попутчиками. А пока нужно ударить по Троцкому. Сталин особенно тщательно готовился к своему плановому выступлению на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС 19 ноября 1924 года. Он выступил после доклада Каменева, озаглавив свою речь «Троцкизм или ленинизм?».
Все свое выступление генсек посвятил беспощадной критике Троцкого, взяв, правда, мимоходом под защиту (пока!) Каменева и Зиновьева. «Октябрьский эпизод» у этих деятелей Сталин охарактеризовал как случайный: мол, «разногласия длились всего несколько дней потому и только потому, что мы имели в лице Каменева и Зиновьева ленинцев, большевиков». Здесь он покривил душой: он не считал их ни ленинцами, ни большевиками. Просто пока они были нужны ему для борьбы с Троцким и упрочения собственного положения. Сталин бросает в зал слова-вопросы:
– Для чего понадобились новые литературные выступления Троцкого против партии? В чем смысл, задача, цель этих выступлений теперь, когда партия не хочет дискутировать, когда партия завалена неотложными задачами, когда партия нуждается в сплоченной работе по восстановлению хозяйства, а не в новой борьбе по старым вопросам? Для чего понадобилось Троцкому тащить партию назад, к новым дискуссиям?
Сталин после этой длинной тирады обводит глазами зал и глухим, ровным голосом жестко отвечает:
– А умысел этот состоит, по всем данным, в том, что Троцкий в своих литературных выступлениях делает еще одну (еще одну!) попытку подготовить условия для подмены ленинизма троцкизмом. Троцкому до зарезу нужно развенчать партию, ее кадры, проведшие восстание, для того чтобы от развенчивания партии перейти к развенчиванию ленинизма.
Доля истины здесь есть. Троцкий, награждая Ленина, ленинизм лестными эпитетами, исподволь, но неоднократно ставит под сомнение некоторые ленинские выводы о построении социализма. По Троцкому, без поддержки других стран социализм в России невозможен; индустриализация – только за счет крестьянства; нэп – начало капитуляции; кооперативный план – преждевременен; Октябрь – это просто продолжение Февральской революции; без воспитания населения в трудармиях оно не поймет «преимуществ социализма» и т. д. Учитывая, что уже и Зиновьев и Каменев побежали навстречу Троцкому, вколачивая т. н. «новую оппозицию» с целью «осадить» Сталина, выступление последнего сначала против Троцкого, а потом и против его «новых» союзников квалифицировалось на этом этапе как «защита ленинизма». Сталин боролся пока еще дозволенными методами. Но «защищал» чаще цитаты, без их творческого осмысления. В его словах мало конструктивного, нового, тем более что и Троцкий не во всем был не прав, особенно если говорить о бюрократической опасности. Все речи Сталина этого периода – сплошное цитирование. Завершая свое выступление на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС, Сталин однозначно сказал: «Говорят о репрессиях против оппозиции и о возможности раскола. Это пустяки, товарищи. Наша партия крепка и могуча. Она не допустит никаких расколов. Что касается репрессий, то я решительно против них».