В кратком благословении он сказал Иосифу:

– Грядет царство зверя на Россию. Слуги антихристовы будут уничтожать Русский народ. А ты будешь уничтожать их. Иди!..

Игумен Иерон благословил Иосифа иконой «Избавительница» – главной святыней монастыря.

А однажды тёмной июльской ночью 1913 года Иосиф явился в Ново-Иерусалимский монастырь, что в подмосковном Воскресенске. Это Русская Палестина, это столица исихазма. В монастыре повторяются христианские святыни и сооружения Святой Земли.

Гостя ждали. Бесшумно отворились створки Святых Красных ворот надвратного храма, и экипаж остановился у входа в подземную церковь Константина и Елены. Встретил духовный отец Иосифа, заменивший в деле его окормления ушедших в мир иной отца Иерона и святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Молились всю ночь. После чего Сталин клятвенно обещал чернецам, что сам навсегда останется православным и будет помнить о Боге, что, какие бы бури нт пронеслись над страной, уничтожит врагов и вернёт все права православной Церкви и Веру Православную народу Русскому вернёт.

Те физические, душевные, нравственные, моральные нагрузки, которые непрерывно сопутствовали деятельности Сталина, мог выдержать только человек, духовность которого была невероятно высока, человек, который относился к своему высочайшему посту в государстве не как к месту кормления, а как к ПОСЛУШАНИЮ…

Недаром Александр Вертинский писал с восхищением, недаром пел песню, в которой были такие слова:

А поэт Феликс Чуев, тот самый Феликс Чуев, который выпустил уникальную книгу «Сто сорок бесед с Молотовым», посвятил стихи, ставшие песней:

И не случайно все, кто видел Сталина в тяжёлые осадные дни фронтовой Москвы, кто работал с ним, разговаривал с ним, решая неотложные вопросы, едины во мнении. Не было человека более спокойного, более выдержанного, более мужественного и более деятельного в грозную пору священной битвы.

Заместитель командующего тылом Красной армии генерал-лейтенант Василий Иванович Виноградов впоследствии вспоминал:

«Положение под Москвой несколько дней было критическим. Немецкая разведка вышла на берег Химкинского водохранилища. Германское командование уже рассматривало Москву в бинокли. Нервозность нашего командования в эти дни достигла высшего предела. Все командующие требовали подкреплений. Не получая их, выливали на меня свой гнев и раздражение. Сталин запретил без его приказа вводить стратегический резерв в бой, в том числе и снабжать сражающиеся части дополнительно боеприпасами. В результате всё негодование, накопившееся за месяцы тяжёлой борьбы, выливалось на мою голову, тем более что по воинскому званию я был значительно ниже звонивших командующих. “Мерзавец, враг народа”, – были невинными эпитетами среди тех оскорблений, которыми они меня награждали. Примерно дней через десять после моего назначение я как-то встретил Сталина в сопровождении Молотова, Маленкова и Берии, идущих к лифту на станции метро “Кировская”. Сталин спросил: