По одному из рассказов, отец уехал, когда Иосифу было пять лет[106]. Сам он говорил, что ему было около десяти (см. док.3), а в прошении, написанном в Батумской тюрьме в ноябре 1902 г., указал, что его мать оставлена мужем «вот уже 12 лет», то есть около 1890 г.[107] А. В. Островский, скрупулезно собравший сведения о семье Джугашвили, относит ее распад к 1890-1892 гг.[108]В это время Иосиф Джугашвили уже был учеником Горийского духовного училища. Училище было четырехклассным, Сосо поступил в первый класс в сентябре 1890 г., но перед этим учился в подготовительном отделении для грузинских детей, не владевших русским языком.

Изыскания Островского о родственниках и ближайшем окружении маленького Сосо следует дополнить важной ремаркой: за исключением нескольких сверстников, родня и люди из детства не имели, по-видимому, ни малейшего значения для подросшего Иосифа Джугашвили. Ничто не указывает на то, чтобы он о них когда-либо вспоминал. Главное, что мы должны сказать о нем в связи с родителями и другими родственниками, – это отсутствие эмоциональных привязанностей. Вырастившую его одинокую мать, добившуюся, чтобы он получил образование, хотя это было ей не по средствам, он покинул, став революционером, не навещал ее и ничем не помогал. Находясь в туруханской ссылке, Сталин получил по крайней мере одну посылку из дома[109]. Впоследствии, когда он стал кремлевским властителем, Екатерина Глаховна отказалась переехать в Москву. Известны письма к ней от сына 1920-30-х гг., приветливые, но в высшей степени лапидарные («Мама – моя! Здравствуй! Живи десять тысяч лет. Целую» или: «Привет маме – моей! Как живешь и как здравствуешь? Тысячу лет тебе жизни, бодрости и здоровья. Я пока чувствую себя хорошо. До свидания. Привет знакомым»); из них явствует, что время от времени он посылал ей немного денег и лекарства, еще реже кое-какие подарки. Она, в свою очередь, слала в Москву кавказские лакомства[110].

Нет никакой возможности определить меру правдивости слухов о супружеских изменах и женском легкомыслии Кеке, равно как и предположение, что именно это стало причиной семейного разлада[111]. А вот рассказы о пьянстве Бесо Джугашвили представляются правдоподобными. Ортодоксальные большевики 1920-х гг. усматривали в ремесленном прошлом отца обстоятельство, порочащее Сталина: выходило, что он не пролетарского происхождения (см. док. 1). На эти специфически партийные и не имеющие смысла в иной системе моральных координат подозрения есть прямой ответ самого Сталина (см. док. 3, 4).

О том, как жил Виссарион Джугашвили после переезда в Тифлис, сохранились лишь глухие отрывочные сведения. Из прошения ученика 2 класса Иосифа Джугашвили ректору духовной семинарии от 28 августа 1895 г. явствует, что отец к тому времени три года как перестал оказывать ему помощь «в наказание того, что я, не по его желанию, продолжал образование» (см. гл. 2, док. 12). Таким образом, «отцовское попечение» прекратилось около 1892 г., когда Сосо было лет 14. Дата смерти Бесо установлена. 7 августа 1909 г. он был доставлен из ночлежного дома в городскую больницу в Тифлисе и 12 августа умер от острого цирроза печени. Похоронен был на общественный счет, могила не известна[112]. Единственный его сын в это время находился в Баку, бежав из сольвычегодской ссылки.

Из протоколов допросов и анкетных сведений об Иосифе Джугашвили видно, что он по крайней мере был осведомлен, жив ли Бесо. В апреле 1908 г. он показал, что его отец Виссарион Иванович живет в Тифлисе, в феврале 1909 г. – что «отец ведет бродячую жизнь», а 26 марта 1910 г. на допросе в Бакинском ГЖУ сообщил, что отец умер