Но когда чародей, следивший за движением кортежа, перевел взгляд с императора на его свиту и увидел лорда Ирема, скользившего по напирающей со всех сторон толпе людей обманчиво ленивым взглядом, маг непроизвольно вздрогнул. Он и не подозревал, что после стольких лет воспоминания окажутся такими яркими.

…Рыцарь смотрел на него в упор, и под этим мрачным взглядом узник чувствовал себя как насекомое, которое пришпилили к стене булавкой. Камни за его спиной были ничуть не холоднее этих глаз.

– У меня мало времени, – сурово произнес лорд Ирем. – Я уже потратил почти сутки, добиваясь от тебя признания. А между тем магистр из Совета Ста свидетельствует, что ты знаешь куда больше, чем сказал.

Галахос ждал, что к нему вызовут какого-нибудь мага. Но эта надежда рухнула, когда этот Хеггов калариец произнес: «Есть более простые способы заставить тебя говорить. Ты меня понимаешь?..»

Разумеется, Галахос понимал. Он вжался в стену, глядя на нависшего над ним мужчину с недоверием и ужасом.

– Вы не посмеете!..

– Посмею. И не сомневайся даже, – с леденящей ненавистью отозвался коадъютор, подойдя к нему почти вплотную и прижав ладонь к стене над головой Галахоса. Маг явственно представил, как тот сильно, без замаха, бьет его в лицо, и рот мговенно наполняется солоноватой кровью… Он сглотнул.

Но Ирем его не ударил. Отстранившись, рыцарь с полминуты наблюдал за узником с каким-то новым выражением. Потом его губы изогнулись в саркастической усмешке.

– Я займусь тобою сам, Галахос. Будь уверен, что к исходу ночи ты мне все расскажешь. Абсолютно все.

В камере было довольно холодно, но по спине Галахоса ручьем струился пот.

До этой ночи он считал мессера Ирема цепным псом Императора, чем-то вроде бессловесного орудия. Пусть даже наделенного определенной предприимчивостью, но, в конечном счете, только исполняющего чужую волю. И закованным, как в латы, в нерушимость рыцарского Кодекса.

Но человек, стоявший рядом с ним, явно был так же мало связан Кодексом, как и вообще какими бы то ни было соображениями человечности и сострадания.

Галахос ощутил внезапный приступ острой жалости к себе. К тому, что он находится в руках у озлобленного коадъютора, который – как внезапно понял маг – не остановится ни перед чем, чтобы заставить его говорить.

Галахос оказался между двух огней: здесь – мессер Ирем, угрожавший ему пыткой, там – мужчина с беспощадными глазами цвета голубого льда.

Как бы то ни было, Галахос точно знал, чего боится больше. Боли он, конечно же, не выдержит. Но когда его спросят о его предательстве, он, по крайней мере, должен совершенно искренне сказать, что продержался до последнего. Иначе у него не будет ни малейших шансов уцелеть.

Галахос постарался отогнать подальше мысль о том, что шансов у него и так не будет.

Ирем оценил его молчание, как признак колебаний.

– Думаю, мы оба знаем, чего стоим, – сказал рыцарь с нетерпением. – Ты можешь не изображать героя. Тебе все равно придется говорить. Вопрос лишь в нескольких часах, которые понадобятся, чтобы выбить из тебя признание. Так что выбирай, Галахос. И побыстрее.

Выхода не оставалось. На мгновение Галахос чуть не махнул на все рукой: какая разница, за что его убьют потом, не лучше ли избавить себя от ненужной боли?

Но секундой позже в его голову закралась спасительная мысль.

Валларикс. Разумеется, он ничего не знает о затее Ирема. Галахос слишком хорошо знал сына Наина Воителя, чтобы поверить, что тот может одобрять подобный план. А без согласия Валларикса угрозы Ирема так и останутся угрозами.

– Дан-Энрикс не позволит вам меня пытать! – выкрикнул маг.