перещелкали. Оставшийся танк – уже мои, из «СПГ-9»[11] приголубили. Вон, сука, в версте отсюда догорает.

Пшеничный помотал головой.

– Откуда у вас СПГ?

– Хе-хе… Эх, Пшеничный, Пшеничный… Ты не забывай, что я до того, как в спецназ «Грифон» попасть, обе чеченские кампании прошел. Так что знали, куда едем. У меня в отряде сверх штата и СПГ, и «зушки», и шесть «Уралов» бронированных. На всякий случай. Да и у «косых» кое-чем прибарахлились.

– Что в городе?

– Да ничего. Добивают потихоньку. Там сейчас Никишин распоряжается, толковый мужик, даром что из махры.

Артем сплюнул на земляной пол санитарного блиндажа. Его здорово мутило.

– Да, слушай новость хорошую, майор. По радио передали, что наши моряки в Северной Атлантике америкосам навтыкали. Хорошо навтыкали, по самые помидоры. Говорят, даже пару авианосцев утопили. Значит, конвоев в Европу больше не будет. А уж Волобуев, будь спок, этим воспользуется для рывка к Ла-Маншу.

– Да нам-то что, подполковник?!

– А… Аполитично рассуждаешь, Пшеничный. – Калмыков искусно изобразил возмущенного товарища Саахова из «Кавказской пленницы». Артем даже хихикнул. – Раз в Европе, можно сказать, полная виктория, то все резервы сюда гнать будут. Делай правильные выводы, непробиваемый пластун.

– Вас понял. Я выйду подышать, а то чего-то башка болит…

– Ты у меня вчера целую пластинку пенталгина брал. Не думаю, что все сожрал… По карманам посмотри.

Пока лазил по собственным карманам, Артем задал Калмыкову давно мучивший его вопрос:

– Слушай, а чего я на твоем медпункте? А не на своем или бригадном?

Калмыков перестал улыбаться, посерел лицом и неохотно ответил:

– Там мест нет, майор… Потери тяжелые, все забито, сейчас вертолетом хотят дальше в тыл вывозить. Говорю же, везучий ты, Пшеничный… Не всем так везет.

Глава 8. Русь. Москва. 17 августа

Харон открыл глаза, когда шасси «Чебурашки» – «Ан-72» – коснулись бетонных плит авиабазы. Вот он и дома. Черт возьми, он до сих пор не верил, что выпутался из той паучьей сети, куда угодил по собственной глупости. Как баран полез за свежей травкой и не увидел яму…

К его удивлению, на ВПП его никто не встречал. Оркестра, понятное дело, Харон не ждал, ожидал «группу товарищей» в штатском или форме. Вместо этого у края бетонной полосы стоял одинокий внедорожник «Хонда Пилот».

– Вас ждут там… – Неразговорчивый прапорщик-техник ткнул пальцем в сторону джипа.

За весь полет никто из экипажа транспортника не обмолвился с Хароном ни единственным словом. Понимали, что не простого пассажира в столицу везут. Простому личный борт командующего ВВС Западного направления не положен.

Харон спустился на остывающий от дневной жары бетон и неторопливо зашагал в направлении стоящей автомашины. Когда до «Пилота» оставалось метра три, боковое окно со стороны водителя отъехало вниз и прозвучал тихий голос:

– Здравствуй, бродяга… Располагайся на переднем сиденье.

За рулем сидел не кто иной, как Виктор Локтионов. Руководитель управления специальных операций Службы национальной безопасности. Харон не раз и не два соприкасался с ним на совместной работе.

– Здравствуй, Весельчак, – сказал Харон, садясь рядом.

Локтионов добродушно улыбнулся и нажал на педаль газа. Но в круглых синих глазах Весельчака Харон явственно видел полярный холод. Словно сама смерть окатила пассажира ледяным дыханием.

Прозвище Локтионов получил из-за своего сходства с персонажем мультфильма «Тайна третьей планеты». С виду Виктор – обаятельный толстячок, с отличным чувством юмора, готовый болтать о чем угодно. Не знающий Весельчака человек определил бы его как душу любой компании и предположил бы, что работает Виктор менеджером среднего звена. Знающие люди, а таких были единицы, всегда поражались тому, что за маской добродушного и мягкого в общении человека скрывается хладнокровный и расчетливый руководитель и участник тайных операций – настоящая машина убийств и террора, не знающая сбоев и промахов.