На разработку послекризисной финансово-экономической стратегии оказали влияние силы, которые по-разному смотрели на необходимость сохранения основных факторов «экономического чуда» – слабого рубля и «защищенности» внутреннего рынка.
После 2000 года рост цен на нефть вызвал приток в страну значительного объема валютных средств. И если бы не экономическое чудо 1999 года, эти средства просто пришлось бы раздавать как пособие голодным и безработным гражданам. Однако в России сохранилось производство, массовой люмпенизации не произошло, люди в большинстве случаев сохранили работу. А значит, в стране сохранили эффективность «денежные власти» и финансовые рычаги управления, дающие возможность проводить осмысленную экономическую политику и надеяться на продолжение экономического роста. Оставалось только продумать, каким образом использовать для перехода от обороны к наступлению сложившиеся условия и поступающие средства.
С одной стороны, в Государственную думу было внесено несколько сот законодательных инициатив по защите растущего отечественного производства, а с другой – Правительство России твердо настаивало на необходимости скорейшего вступления в ВТО, снижения и унификации таможенных пошлин[1]. В результате оно достигло впечатляющих успехов в снижении «защищенности» отечественной экономики: по сравнению с серединой 1990-х годов к настоящему времени таможенные тарифы, например, уменьшились более чем на 50 %. Следует заметить, что эта политика проводилась несмотря на то, что курс на унификацию таможенных тарифов противоречит существующим в современном мире тенденциям[2].
Таможенная зашита, о которой просили (и просят) союзы товаропроизводителей, особенно из агропромышленного комплекса, – это вовсе не пустой каприз. Необходимость в ней обусловлена тем, что по сравнению со схемами кредитования (обеспечивающими развитие производства) в развитых странах кредиты в России в два-три раза дороже, а их сроки обычно не превышают одного года. Заметно более дорогой у нас является и страховка: тарифы в два-три раза выше, чем в Европе. При этом возможности внутреннего самофинансирования российских компаний также невелики, ведь по размерам они серьезно проигрывают в сравнении со своими зарубежными конкурентами.
Причина очевидна: заниженный курс национальной валюты затрудняет импорт, в том числе – машин, оборудования, лицензий, сырья, которые страна не производит, и тем самым сдерживает развитие национальной промышленности. Таким образом, вся страна работает на экспортеров, и это можно было бы оправдывать, например, тем, что она пытается захватить новые рынки. Именно по такому пути пошла Япония для того, чтобы обеспечить себе лидерство на мировом рынке высокотехнологичной продукции. Но то, что происходит в России: многолетняя стимуляция экспорта сырья, недоплаты работникам ЖКХ, врачам и так далее для снижения стоимости рабочей силы – просто необъяснимо, если речь не идет о стратегии, имеющей целью погубить национальную экономику. Фактически такая политика мало отличается от простого «проедания» экспортных ресурсов, кстати, вполне ограниченных. Если находящаяся в упадке «не-экспортная» часть российской промышленности не сможет начать модернизацию уже в ближайшее время, после исчерпания товарных запасов нефти и газа экономику страны ждет крах – со всеми политическими последствиями.
В результате в тот период компромиссом между интересами российского бизнеса и устремлениями Правительства РФ стала политика искусственного удешевления рубля по отношению к доллару. «Денежные власти» вынуждены были начать борьбу с укреплением национальной валюты, ведущим к снижению конкурентоспособности национальных производителей («голландская болезнь»). Однако следует понимать, что такой компромисс может носить только временный характер, он разорителен для экономики и не устраивает бизнес в среднесрочной и долгосрочной перспективе.