– Гитара, вокал. Чутка ударные.

– Вам «Коррз» нравятся?

– Ну да, еще б. Четко.

– Тогда идите на хуй, – сказал Джимми и отдал телефон Махалии.

Начало, может, и не сильно внушало, но прогресс налицо. Теперь Джимми требовался кофе.

– Хотите тортика, дети?

– Ага!

– Клево!

– Большого тортика – вот такого.

– Ладно, – сказал Джимми. – Пошли в «Бьюлиз» пугать туристов.

Едва он направил коляску к кофеину, раздался второй звонок. Махалия кинула Джимми мобильник.

– Спасибо, любимая. Алло?

– Да, – ответил голос.

Джимми подождал, но дальше ничего не последовало.

– Вы насчет группы? – спросил Джимми.

– Именно, – ответил голос.

Африканский – вроде как южноафриканский.

– Интересуетесь? – спросил Джимми.

– Да.

– Вам «Коррз» нравятся?

– Мы не знакомы.

Рука с телефоном у Джимми затряслась.

– Вы на каком инструменте играете?

– Я с кем говорю?

– Э-э. Джимми Кроллик.

– Мистер Кроллик, – сказал голос. – Я сам себе инструмент.

Джимми двинул кулаком воздух.

– Нам надо встретиться, – сказал он.

– Именно, – подтвердил голос.

«Форум» оказался местом удивительным. Джимми ходил и ездил мимо, но никогда толком не разглядывал. На паб не похоже – скорее кафе, а Джимми полагал, что этого добра в Дублине и так хватает. Но внутри оказался настоящий паб, притом хороший.

Бармен – с виду португалец, официантка – вроде испанка, на табурете рядом – молодая китаянка, перед носом – симпатичная пинта, в колонках играет последний альбом «Р. Е. М.»[32] – и хорошо звучит, только слишком уж как-то по «Р. Е. М.»-овски, – болтают и смеются завсегдатаи-африканцы, болтают и смеются завсегдатаи-ирландцы. Джимми отхлебнул. Зашибись – как и полагается, потому что сто́ит, блядь, совсем не гроши.

– Мистер Кроллик, – произнес голос.

Джимми развернулся не вставая с табурета. Перед ним стоял высокий черный.

– Вы мистер Кроллик, – сообщил черный.

– Ну да, – подтвердил тот. – Это я. Джимми.

Они пожали друг другу руки. Возраст черного определению не поддавался. Под тридцать, прикинул Джимми, но, может, больше или меньше. Серьезный такой. Не улыбается.

– Как меня зовут, вы знаете, – сказал Джимми. – А насчет вашего имени я пока не в курсе.

– Роберт. – Он посмотрел на Джимми. – Негус Роберт.

Джимми все удалось – он не рассмеялся и даже не улыбнулся.

– Выпьете пинту, ваше величество?

Улыбки не последовало.

– Да.

– «Гиннесс»?

– Именно.

Джимми заказал пинту у бармена-латыша, который встал за стойку к бармену-португальцу. Паб оживлялся, все уже мило резвились. Джимми снова повернулся к Негусу Роберту.

– По-английски вы, кстати, говорите очень хорошо.

– Как и вы, мистер Кроллик. Прямо как местный.

Настал черед Джимми воззриться на него.

– Теперь я буду петь, – сказал Негус Роберт.

И тут оно случилось. После рождения детей и, может – но не точно, – после третьего в жизни секса у Джимми настал лучший, наифантастичнейший, блядь, миг. Черный, стоя в шести дюймах от него, открыл рот и запел «Много рек перейти»[33]. Джимми умер и вознесся прямиком на небо.

А когда три дня спустя вернулся в Дублин, группа вчерне у него уже собралась. Пел Негус Роберт. Вероятно, он ненормальный, но пиво всем выставил, а «Много рек перейти» пел так хорошо и убедительно, что всякий раз Джимми на три минуты забывал: на самом деле ближайшая к ним река – Лиффи.

Барабанщик был из Москвы: Джимми где-то записал, как его зовут. Студент в Тринити, прослушивался по телефону. А через час у Джимми была девица из Нью-Йорка, заявившая, что может на басу, но предпочитает гитару, – в трубке она звучала роскошно и дала Джимми слово, что не белая.