Я не могу иметь политических идеалов потому, что они всегда стремятся к наивозможному земному благополучию и комфорту. Я же могу желать своему народу только пути правильного и прямого, точно соответствующего его исторической, всечеловеческой миссии. И заранее знаю, что этот путь – путь страдания и мученичества. Что мне до того, будет ли он вести через монархию, социалистический строй или через капитализм, – все это только различные виды пламени, проходя через которые перегорает и очищается человеческий дух. Я равно приветствую и революцию, и реакцию, и коммунизм, и самодержавие, так же как епископ Труасский святой Лу приветствовал Атиллу: «Да будет благословен твой приход, Бич Бога, которому я служу, и не мне останавливать тебя!» Поэтому я могу быть только глубоко благодарен судьбе, которая удостоила меня жить, мыслить и писать в эти страшные времена, нами переживаемые. А над моей размыканной и окровавленной родиной я могу произнести только одну молитву: это «Заклятье о Русской земле».
«Мыслил и писал в эти страшные времена» и другой гений русской поэзии – Александр Блок, произнося свое «заклятье о Русской земле» в поэме «Двенадцать», написанной в январе 1918 года (по мнению С. Н. Булгакова, «вещь пронзительная, кажется, единственно значительная из того, что появилось в области поэзии за революцию»). Что хотел он сказать финалом своей поэмы – остается до сих пор загадкой:
«В коммуне остановка»: комсомол и пионерия, 1918–1922 годы
Алексей Ахманов, Иван Коцюруба, Владимир Зорин
Молодежные организации политического толка стали возникать в России после Февральской революции, а после октября 1917 года это движение приобрело немалый размах. Чтобы объединить разрозненные организации в малых и крупных городах и на селе, в 1918 году был создан Российский коммунистический союз молодежи – РКСМ, впоследствии – Всесоюзный ленинский, коротко ВЛКСМ, иначе комсомол.
«Молодой коммунист», если воспользоваться пропагандистским штампом тех лет, из Петрограда А. Ахманов вспоминал:
Организационное бюро находилось в помещении Московского комитета союза молодежи. Это было какое-то огромное школьное здание, с длинными коридорами. <...>
В разговорах окружающих товарищей часто упоминались две фамилии: Цетлин и Шацкин. С этими двумя товарищами нам вскоре прошлось встретиться тут же, в организационном бюро. Тов. Цетлин или Шацкин, как нам сказали, переговорит с нами о съезде и о нашей местной работе.
Смуглый, с черной копной волос на голове, невысокого роста, в косоворотке, Ефим Цетлин производил впечатление простецкого парня. Глядя прямо в лицо собеседнику светлыми, лучистыми, одобряющими глазами, он слушал внимательно. Ефим сразу стал нам близок, как старый и надежный друг. Лазарь Шацкин во время нашей беседы с Ефимом был занят другими товарищами. В блестящей кожаной куртке нараспашку, широкоплечий и довольно высокий, с открытым большим лбом и блестящими глазами, Лазарь напоминал собою капитана, отдающего команды резким и звонким голосом. Он казался властным юношей, верящим в свои молодые силы и непоколебимым в своих решениях. Никогда нельзя было даже предположить, что этому стройному юноше всего лишь 16 лет. <...>