– Ты видела Пресвятую Деву нагой?

Большие черные глаза девочки смотрели на священника так простодушно, что она вдруг показалась ему совсем ребенком. Он хотел проникнуть в тайну, узнать, где Фраскита взяла это сердце.

– Да, я видела Пресвятую Деву нагой, но не в ту ночь. В тот раз женщины уже одели ее. Это была не первая ночь, которую я провела рядом с ней.

И тогда священник кротко и ласково спросил:

– Имеешь ли ты какое-то отношение к тому, что привязано внутри ее тела?

– Вы про сердце? Правда, красивое? Как вы думаете, ей приятно, что я его сшила для нее?

– Ты сшила это сердце?

– Да, и я не понимаю, почему никто не сделал этого до меня. Она была такая пустая. Это люди вырвали у нее сердце?

Сраженный наивностью и талантом Фраскиты падре на мгновение лишился дара речи, но потом, поддавшись панике, рассердился:

– А что вся деревня сейчас кричит о свершившемся чуде – это ты понимаешь?

Девочка молча опустила глаза, священник увидел, что она вот-вот расплачется, и все же продолжил:

– Эти несчастные женщины почти в беспамятстве лежат, распростершись вокруг твоей вышивки. Ты уже во второй раз доводишь деревню до помешательства. Как тебе удается обманывать людей?

– Я никого не хотела обмануть. – Фраскита разрыдалась. – Я всего лишь хотела сделать ей подарок.

Священник опомнился. Отдышавшись, он прошелся по тропинке и вернулся.

– Ты поставила меня в затруднительное положение. Не знаю, что сказать.

В его памяти ослепительно вспыхнуло вышитое сердце, и он, взглянув на заплаканную девочку, погладил ее по голове и обнял.

– Ты сделала Пресвятой Деве роскошный подарок, разве можно отказать ей в таком чуде?

Фраскита разрыдалась еще сильнее, и священник стал тихонько ее баюкать, стараясь успокоить. Когда плач затих, он решился задать последний вопрос:

– Где ты взяла золотую нить?

И, поскольку девочка его не поняла, он пояснил:

– Откуда взялась нитка, которая так ярко блестит?

– Из моей шкатулки для рукоделия, той, что искала моя мама, помните?

– Помню ли я об этом? Да я до сих пор как выйду пройтись и помолиться, так непременно подверну ногу, угодив в одну из этих проклятых ям. Ну так вот, малышка, мы ничего им не скажем, пусть думают что хотят, но пообещай мне держать язык за зубами и никогда не хвастаться своим умением работать иглой!

Фраскита, улыбнувшись, пообещала, и падре удалился, уверенный, что маленькая швея никому не расскажет о том, что сделала.

Вообще-то в этой истории и впрямь было нечто чудесное, и деревенские жители не так уж и ошиблись, поверив в чудо. Доброму священнику захотелось в последний раз взглянуть на сердечко Мадонны, но женщины захлопнули дверь у него перед носом.

Каким блаженством было на мгновение слепо поверить в чудеса!

Но это ослепление не могло продержаться долго под натиском его разума. Вера священника была другого свойства. Порой она его покидала, и он должен был молиться, чтобы вновь ее обрести. Божьи знаки не так просты, их не так легко разгадать! Это всего лишь ребяческая выходка, прихоть талантливой девочки с необыкновенно чуткой душой. Может быть, отдать ей в починку свой старый потрепанный орарь? Наверное, Фраскита сумеет вернуть ему утраченный блеск, совершит еще одно маленькое чудо.

В конце концов падре решил в следующий раз, как пойдет в город, принести ей несколько червячков, вырабатывающих блестящую нить, которую называли шелком.

Он на всю жизнь запомнил это вышитое сердце, воспоминание о нем являлось в тоскливые минуты. Когда душу терзало сомнение, перед глазами представали прозрачное тело Мадонны, пронизанное цветными нитями, и подаренное ей сердце, и священника успокаивала несомненная красота этой картины.