Когда Бэркэ очнулся снова, было темно. Сначала он ничего не видел, но потом вокруг возникли смутные очертания крохотной юрты. Память частично вернулась, и обрывки воспоминаний захлестнули его, как холодная вода спящего человека. Сердце заколотилось, он вспомнил не всё, что приключилось с ним, но тяжелое чувство беды, случившейся с его друзьями, охватило его душу чёрным удушливым мраком.

Бэркэ попытался вскочить, но боль охватила его, стиснув, как кулак гиганта. Дыхание оставило его, он сумел только охнуть и повалился обратно на оленьи шкуры. Еле восстановив дыхание, весь в поту, Бэркэ вновь впал в забытье.

Под утро он пришел в себя от прикосновения холодного воздуха: в жилище вошел худой старик – он был незнаком Бэркэ и поначалу испугал его своим появлением. Чиркнув кресалом и не обращая внимания на парня, тот молча разжег очаг. При свете костра Бэркэ,  стараясь не выдавать своего волнения, разглядел пришедшего. Старик был уже на склоне своих дней, и его седые космы местами совсем побелели. Плоский нос и рот углами вниз делали его лицо суровым. Правда, вскоре стало ясно, что он не опасен. Подогнув колени, старик сел напротив и успокоив Бэркэ жестом, тихим и сипловатым голосом попытался уговорить парня лечь обратно на шкуры. Бэркэ попытался подняться. От усилия у него помутилось в глазах, и стены юрты завертелись колесом. Он простонал и зажмурился. Из-за резкого движения рана на боку, умело зашитая стариком, воспалилась. Откинувшись, он обнаружил, что и лицо его частично обмотано тряпками и сильно саднит. Бэркэ вспомнил последние мгновения жизни Бузагу, плачущего Толбочоона и кожаные маски нападавших. Его затрясло, как в лихорадке, и он снова с криком попытался вскочить, оттолкнув старика.

– Кто ты? – В горле немилосердно саднило, и Бэркэ скрючился в приступе кашля. – Аа…– просипел он. Собственный голос показался ему слабым и хриплым, и стены юрты вновь поплыли перед глазами. Старик хотел помочь ему, но парень махнул рукой и вскоре оправился.

– Пусти! Я убью их! Я найду их, отпусти меня, старик! Нет! Нет!

– Успокойся! Ты не в себе! Ложись! – старик попытался снова уложить его на шкуры.

– Нет! Отпусти! Пожалуйста, отпусти!

– Успокойся парень, ты слишком слаб! Успокойся! О духи, вразумите его!

– Нет! Все равно! Я найду их и убью! Отпусти меня, старик!

Бэркэ, вскочив на ноги и оттолкнув старика, качаясь от слабости, направился к выходу, но сознание его помутилось, и, потеряв равновесие, он упал. Пол тордоха качался перед его глазами, но он, рыча от накатившей боли и от осознания своей слабости, упорно полз к выходу на четвереньках.

На улице его ослепил дневной свет, и он, зажмурившись, замер. Хотел встать, но упал. Рыча от боли, попытался вновь подняться. Старик, подскочив, рывком поднял его и развернул к себе, строго посмотрел ему в глаза и выпалил:

– Хочешь отомстить?! Ладно! Давай! Возьми оружие! – старик, выхватив откуда-то топорик, протянул его Бэркэ. – Держи! Ну!

Бэркэ неловко схватил протянутое ему оружие, шумно дыша и глядя на старика полными отчаяния глазами. Он почувствовал, что с лица сползла повязка, и сдернул её, обнажив уродливый шов. Его качнуло в сторону, но он удержался на ногах.

– Держи оружие крепко! – бросил ему старик, и Бэркэ вытянул перед собой топорик в дрожащей руке. Схватив приткнутый к стене юрты шест, старик с силой ударил им по топорику в руке Бэркэ. Раздался глухой удар: топорик отлетел в сторону, а Бэркэ, не удержав равновесие, неловко упал на пол, больно ударившись спиной.

– Ну? Даже меня не можешь одолеть! – громко сказал старик, осуждающе глядя на поверженного парня.