– Иван, у вас воруют даже в армии, не особо при этом таясь.

– О-оо, Джо, я на этот счет сочинил даже поэму: «Ох уж это ворье в лампасах, жить бы надо им всем в пампасах».

– И депутаты, да, Иван?

– Еще как, Джо, а ведь это совсем запредельно, законы никогда не станут по-настоящему полезны народу, масса из купленных голосов может легко приобретать по желанию жирующих покупателей любую нужную форму. Говорят, что они, избранники народа, краснеют только тогда, когда пересчитывают пятисотки, свет рикошетит. Кстати, у меня и на этот счет есть поэма: «Созидание ради кала, суть депутата-радикала». Ладно еще спасает технический прогресс, изобретают мощнейшие микроскопы, с помощью которых у наших лидеров можно отыскивать искру таланта или проблеск совести. Вот уж воистину самое время переделать выражение «Креста на тебе нет», в обратное – «На кресте тебя нет», то есть распять некому.

– Да ладно тебе, Ванька, про эту политику продажную, а то не знаешь истину вековую, что зла-то больше там, где больше злата, – проворчал Куян, – тем более у кого ищешь сочувствия, у иностранного человека, откуда ему знать наши тонкости, давай-ка лучше выпьем, да по домам востриться надо, на работу завтра ведь. Смотри, как бы ты не пошел мне вразнос, холера. Да и Джон совсем тяжелый, до дома проводить надо… Куришь-то как часто, парень, – укорил он американца, – так нельзя, мужчинская сила быстро увянет, али какие специальные пазишь, – всмотрелся он в пачку с верблюдом и прочел, – «САМЕЦ», а-аа, и впрямь, а не заметно, надо бы яйца тогда покрупнее нарисовать, больше на самку похоже. А ты и впрямь, как верблюд становишься, когда куришь, плюешься то и дело…

– Это «КЭМЭЛ», дядь Миш, – сказал Ванек, – ихний бог курения, у нас в Челябинске, для соответствия моменту, его даже в герб города вставили, а ты, темнота, «самец без яиц», его по планам в губернии повсеместно вместо статуй Ленина ставить будут, а ты… смотри, за такое богохульство и к стенке прислонить могут.

– Ну вот, распред-твою тротил, откуда мне знать некурящему… да-аа, так и живем, солнце у плеча, а молимся лампочке Ильича.

– Был человек, – обнял Ванек советника, – стал кривошапно-шатунный механизм… Как там на это счет голосит русская пословица?

– Пошла изба по горнице, сени по платьям!

– Палатям, янки!..

– Не переживай, Иван, все будет путем.

– Не говори, столько носишь на сердце любви к вам, унитаз с двух подходов еле смывает…

– Ничего, все будет путем…

Дома мать немного поворчала за позднее возвращение, что – навеселе. Данилка уже уснул, опять дома совсем шумный сабантуй. Ванек положил ему под подушку парочку лазерных дисков с новейшими игрушками и диск нового «Фотошопа», на этом он деньги не экономил, свежая информация в их производстве того стоила, нередко, с виду пустяковая операция делала значительное облегчение в рутинной работе.

Я вас всех бесконечно люблю

Слова эти, как всегда в таком состоянии, плавно вальсировали в голове. Кстати, такое признание, страстное восклицание, вспомнил Ванек, то и дело слышно по радио или теле от ведущих на прощанье. Это выдает невежество эгоиста, определил он, любить всех обезличенно невозможно. Любовь должна быть избирательна и локальна. И высшее проявление этой любви, любовь к людям с недостатками, несовершенным, это архитрудно, невозможно для многих, любить привычнее за достоинства. И поэтому такое признание выдает отсутствие трудного опыта, ибо назавтра, ему, ведущему, нахамят, он ответит еще круче, и обидчик уличит его во лжи – он ведь из тех «всех», кого он любит, и должен быть поэтому терпимее и снисходительнее к его недостатку.