Мое намерение не знакомиться с историей о пленной индианке не сработало. Я начала чувствовать раздражающий гул осознания. Я могла чувствовать свист мыслей, проносящихся у меня в голове и возвращающихся к книге, которую я боялась читать. Мысль о том, что я должна прочитать ее, даже если это может оказаться болезненно, возникла, когда я ослабила бдительность. Я определенно не хотела погружаться в историю. Я была не просто ленива, я была напугана. Затем я начала думать о рассказанной мне истории про домик на озере, истории о «благодарности», и поняла, что, хотя люди хо-чанк и оджибве также бродили по этой местности, «благодарные» индейцы и индейские кости, о которых она говорила, вероятно, принадлежали народу дакота. Не желая обращать внимание на то, что здесь произошло, я мало чем отличалась от леди, собравшей скелеты из чужих костей. Я чуждалась памяти о живших здесь людях. Все это имело отношение к Флоре. Если я хотела избавиться от своего призрака, мне требовалось выяснить, что удерживает ее здесь, по эту сторону завесы. Мне нужно было открыть и прочитать книгу, которая убила ее.

В ту ночь я открыла книгу. Клянусь, я собиралась ее прочесть. Но кости снова мне помешали.

Имя Асемы высветилось на телефоне. Я не могла в это поверить. Она звонила мне? Поллуксу звонит Хетта, но мне никогда не звонил никто моложе тридцати лет. В мозгу замелькали различные картины. Не похищена ли она? Или у нее кончился бензин на пустынной дороге? Я ответила сразу же:

– Ты в порядке? Что случилось?

– Я должна прочитать тебе одно место из моего исследования, проведенного на последнем курсе колледжа. Я работала над проблемой человеческих останков в Миннесоте. Конечно, я начала с доктора Мэйо[39]. У тебя есть минутка?

Я была раздражена, как будто меня одурачили.

– Нет, я пытаюсь прочитать «Ребекку».

– В конечном счете речь в ней тоже идет о костях.

– О костях женщины, убитой за то, что она занималась сексом и была сильной.

– Не важно. Итак. Я нашла газетную вырезку тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Это было еще до принятия Закона о защите индейских захоронений и репатриации[40] – об Армейском медицинском музее в Смитсоновском институте[41], существовавшем с тысяча восемьсот шестидесятых по тысяча восемьсот девяностые годы. Главный хирург и сотрудники музея проводили расовые исследования индейцев – мужчин, женщин, детей. Давай я тебе прочитаю кое-что.

– А это обязательно?

Она проигнорировала меня.

– Армейский хирург Б. Э. Фрайер из Форт-Харкера, Канзас. В 1868 году он три недели ждет смерти индейца кау[42], раненного в бою. Он думает, что парень действительно хороший экземпляр, и следит за ним, как упырь. Семья этого человека знает, что у него на уме, и прячет могилу умершего. Фрайер проводит обыск и выкапывает его, но сетует, что тело было бы более ценно свежим…

Я держу телефон подальше от уха и дико оглядываю спальню.

– Затем следует хирург Г. П. Хэкенберг[43]. Какое подходящее имя. Он работал в Форт-Рэндалле, на территории нынешней Айовы. В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году он был в восторге от того, что перехитрил семью лакота[44], и написал: «Я знал: они не ожидают, что я отправлюсь за головой мертвеца прежде, чем он остынет в могиле, и уже вечером с двумя моими санитарами добыл нужный экземпляр». Позже Хэкенберг присылает череп, который он сохранил «из-за красивых зубов его обладательницы». Он говорит: «Это приключение кажется мне веселым, и, возможно, отчасти это объясняется тем, что я долго держал череп у себя как трофей».

– Остановись, у меня начинается паническая атака.