ПРГ – это не просто сильное горе или горе, которое длится какое-то время; это горе, которое «не меняется со временем», как сообщила мне Мэри-Фрэнсис О'Коннор. О'Коннор, ассоциированный профессор психологии, возглавляющая Лабораторию горя, утраты и социального стресса (GLASS) в Аризонском университете, и другие сторонники включения ПРГ в DSM считают, что расстройство ПРГ существовало всегда, просто раньше его не понимали и не называли должным образом.

Пол Аппельбаум, который участвовал в пересмотре DSM-5[47], соглашается, что люди давно и открыто страдают от этой патологической формы горя. «Существовали вдовы и вдовцы[48], которые до конца жизни носили черное, уклонялись от социальных контактов и посвящали остаток жизни памяти умерших мужей или жен», – рассказал он в интервью New York Times. По словам Пригерсон, реакция ПРГ наблюдалась у некоторых из тех, чье горе было канонизировано и превращено в культурные ориентиры. Пригерсон сказала мне, что, судя по собственному описанию, от ПРГ «наверняка» страдал Клайв Льюис, который пытался преодолеть горе, вызванное смертью жены, погружаясь в него; он вел записи о своих переживаниях, а позже опубликовал книгу «Исследуя горе»[49][50].

Вивиан Пендер, президент APA[51] в тот период, когда диагноз ПРГ добавили в DSM, объяснила решение о включении, указав на скорость и размах трагедии и утраты в современном обществе. Кроме ковида, люди сталкиваются с утратами вследствие «наводнений, пожаров, ураганов и применения огнестрельного оружия», отмечалось в пресс-релизе APA того времени. «Горе в таких обстоятельствах[52] – это нормально, но до определенной степени и не большую часть почти каждого дня на протяжении нескольких месяцев», – указала Пендер.

Мы действительно являемся свидетелями огромного количества утрат. Включите телевизор, полистайте ленту Reddit, посмотрите новости: утраты наводняют мир. Если учесть, что любой из нас может продолжать функционировать под натиском трагедий, можно предположить, что уровень толерантности человека по крайней мере к такому своего рода вуайеристскому горю достаточно высок. Огромное количество утрат[53] сегодня может означать, что все больше людей страдают от ПРГ – согласно данным APA.

По словам Пригерсон, признание такого диагноза полезно, в частности, тем, что ПРГ коррелирует с суицидальными мыслями, а это значит, что лечение ПРГ может оказаться ключом к сохранению человеческих жизней. Пригерсон отмечает, что люди, переживающие горе в соответствии с критериями этого заболевания, обычно чувствуют осуждение со стороны близких. Если дать название тому, что они испытывают, идентифицировав объективное расстройство, это может ослабить подобное ощущение. Легитимизация ПРГ также поможет привлечь к нему внимание и, как надеются его сторонники, привести к дальнейшим прорывам в его лечении.

Диагноз ПРГ встретил негативную реакцию, поскольку, по мнению некоторых критиков, он относит вполне нормальный опыт переживания горя к ненормальному. Но это «ошибочная критика», не соглашается Пригерсон – в частности, потому, что ПРГ не является нормальным горем. «Отказывать в этом диагнозе, потому что [критики] считают, что это обозначение „нормального“ процесса, – все равно что сказать, что всем бывает грустно, поэтому никому нельзя диагностировать депрессию и лечить ее; все ощущают тревогу, поэтому никому нельзя диагностировать тревожное расстройство и лечить его – даже людям с экстремальным уровнем панических атак».