Книга это тоже была из серии «мои первые книжки», это была Валентина Осеева «волшебное слово». Помню рассказ, где мальчик потерял еду, а второй жрал в два горла свою и не думал делиться, а третий молча поделился своим бутербродом. Оба были пионеры. Нет, ну я, конечно, понимаю, что сейчас эти рассказы глупы и наивны, да и мальчик мог сожрать свой бутерброд и, давя на жалость, вымогать еду у других, но тогда и в мыслях такого не могло быть, что вообще так можно. Поделятся ли сейчас дети друг с другом, весьма сомневаюсь. Да и конъюнктура вообще может быть другая, но тогда не принято было жрать «в крысу»! Это вообще осуждалось. Хотя, с другой стороны, родители собрали ребенку бутерброд, родители работали за него, тратили деньги, почему ребенок должен отдавать свой кусок другому, когда тот, растяпа, потерял свой паек. Нуждается ли тот, второй, в подобном, примет ли он сейчас это и как это вообще будет выглядеть теперь. Здесь можно уже совсем много всякого нафантазировать, что тот который поделился, спросит с того, другого. Может быть и взять будет западло, и в дурачках окажется тот который явил широту души и отдал свою пищу, и над ним будут смеяться окружающие. Быть может, тот, который поделился, сделал это только для того, чтобы посрамить мальчика, что не поделился. Как-то все это мерзко. Новые рыночные отношения, все с оглядкой на «бабло», перевернули нашу жизнь с ног на голову. Вранье, один пытается обмануть другого, как это говорят: «развести лоха». Как вся эта грязь проникает в умы, не отмыться от нее. Почему доброту, теперь, воспринимают как слабость. Чему я буду учить своих детей? Я сам затрудняюсь сказать, буду ли я учить их доброте, или наоборот, буду максимально адаптировать ребенка под наш злой, лютый, продажный мир, под рынок, где все измеряется звонкой монетой. Да теперь уже даже не монетой, а эфемерными цифрами на магнитной ленте или чипе. Где уважение определяется наличием большого числа этих самых цифр, у кого больше тот и прав. Прежде чем ругать СССР, вспомните об этом мальчике, что просто поделился бутербродом, не для того чтобы, а просто так. Конечно, можно сказать, что модель СССР была не жизнеспособна, это утопия, ну конечно утопия, но ведь мы сами строим свой мир, мы сами бросаем мусор мимо урны, наши дети гадят в подъездах и рисуют на стенах, не Барак Обама и Ангела Меркель после ремонта оставили мусор в моем подъезде, и его благополучно растащили по всему дому. Соседи, это же мы с вами. Мы – жители моей страны, моего города, района, это, получается, мы с вами не умеем воспитывать детей, что они бухают и колются в грязных подъездах, которые сами и загадили. Не жидомассоны-анунаки-рептилоиды-с-планеты-нибиру выгуливают собак по моему двору, что весь двор усыпан продуктами их жизнедеятельности, вот прям ковром, а там гуляют дети. Это же делаем мы сами. Что кроме комсомола и воспитать некому стало? Почему это я должен убирать за собой, когда насвинячил, есть же уборщица, дворник, депутат, мер, губернатор, президент, я же плачу налоги, почему никто не хочет убирать за мной. Это как это так. Им же платят за это. Ладно, что-то я увлекся. Понесло меня куда-то не туда. Я про книги все, в этих книгах было все так по-доброму, с такими иллюстрациями, мальчик с полубоксом, который отдает свой бутерброд другому. Я встретил эти рассказы уже много позже, году в две тысячи четырнадцатом, это было уже конечно переиздание, с цветными картинками, кудрявыми мальчиками, с бутербродом, я не мог пройти мимо, я купил эту книгу, но вот могу сказать однозначно, эти иллюстрации, как-то непонятно на меня действовали, я не почувствовал ничего, прочитав этот рассказ и глядя на эти картинки. Конечно, я нашел в интернете оригинал, издания шестьдесят седьмого года, скачал, прочитал, картинки посмотрел, почувствовал. Почему книга того времени вызвала во мне эмоцию, а новая нет. Ну, можно, конечно, списать на ностальгию, но не вызывают у меня сочувствия ребята в широких джинсах, с раскрасневшимися сытыми лицами, а вот чуть сутулый мальчик с полубоксом, он вызывает. Возможно, еще и потому, эти иллюстрации вызывали эмоцию, что человек который их писал, пережил блокаду, две войны и революцию. Его рисунок к «волшебному слову», выполненные очень фотографично, в карандаше, где внук тянет бабушку за рукав, ну они прямо живые, именно такой была моя бабушка, с морщинами, в платочке, именно так все было, когда она пекла пироги, картинка живая, а вот современные иллюстрации ничего у меня не вызвали. Может быть, их рисовали менее талантливые художники, а может быть это были вообще не художники, потому как иллюстрацию к любой книге я сам могу навеять ну за час. Что случилось с художниками, почему они не рисуют так, чтобы передавать эмоцию, что не так, в чем дело, во мне? Думаю, всё-таки нет. Да потому что молодые художники, это не чувствуют сами, ну не чувствуют, если бы чувствовали, была бы эмоция. Я конечно понимаю, что современный художник, работает за бабло, надо сделать рисунок, он делает, все равно какой он получится, он сделан, красивый, цветной, в общем-то не плохой, но эмоции он не вызывает. Не пропускают многие работники культуры через живот.