9

Выходные прошли для Лехи без приключений. Корабль отдыхал, духи и караси работали.

Новая неделя началась довольно необычно. В понедельник после построения в кубрик пришел зам командира БЧ-7 (радиометристов) мичман Козлов (однофамилец ст. лейтенанта Козлова) и сообщил Сергею Стицурину, чтобы он готовился к посещению гауптвахты.

– Во вторник утром я имею честь лично отвезти вас, товарищ матрос, в пятизвездочный отель города-героя Севастополь для последующего отдыха от нелегкой корабельной жизни. За пять суток отдыха вы полностью перестанете мечтать о гражданке и займетесь службой, – сострил мичман. – Так что готовьте форму одежды, завтра в 8. 30 я жду вас у трапа. Ясно?

– Так точно, – ответил Сергей. – Товарищ мичман, разрешите вопрос задать.

– Задавайте.

– А девочки там будут? – спросил Стицурин мичмана.

– Когда я тебя туда отведу, девочки тебе уже не понадобятся. Там тебе будет не до девочек. Я лично об этом позабочусь, – ответил Козлов и удалился.

И вот наступил вторник. Сергей попрощался с товарищами и отправился на губу. Мичман, улыбаясь, стоял у трапа.

– Ну, пойдем, остряк. Посмотрим на тебя через пять суток, как ты тогда шутить будешь.

Они спустились с корабля и пошли в комендатуру.

Начальник гауптвахты капитан-лейтенант Мурыжный был очень нехорошим человеком. Можно даже сказать – редиска. Он ненавидел всех, кого сажали на губу. Мало того, что он ненавидел их, он также плохо относился к сопровождающим. Разницы между наказуемым и тем, кто приводил, каплей не видел. И те, и другие мешали ему разгадывать кроссворды и читать любимый журнал «Крокодил».

Поэтому, оглядев двух очередных нарушителей спокойствия, он злобно приказал Сергею:

– Покажи носки.

Сергей сделал шаг правой ногой и задрал штанину.

– Так, носки неуставные, – сделал заключение Мурыжный. – Берите документы – и назад на корабль, приводить форму в порядок. Завтра в это же время ко мне, – сказав это, Мурыжный протянул документы мичману.

Мичман возражать не стал. Он знал, что шутки с комендантом заканчивались довольно трагично. Поэтому, отдав честь, они с Сергеем покинули комендатуру.

На корабле Козлов отругал Стицурина за нарушение формы одежды, применив при этом весь свой запас ругательных слов. И приказал к следующему посещению гауптвахты одеться строго по уставу.

В среду утром, в назначенный срок они стояли перед Мурыжным. Но комендант, к удивлению мичмана, не стал проверять носки. А взглянув на Сергея, спокойно сказал:

– Покажи трусы.

Сергей отстегнул две пуговицы штанов, которые у всех моряков расстегиваются сбоку, показал трусы.

– Да вы что, издеваться надо мной пришли, товарищ мичман?! – покраснев от злости, закричал каплей. – Вы чё это матроса на гауптвахту привели в неуставных трусах? А ну, оба бегом на корабль и привести форму одежды в порядок, мать вашу…

Тут Мурыжный не выдержал и дополнил свою речь целым комплектом морских выражений.

На корабль Козлов возвращался в очень нехорошем настроении. Он весь кипел от злости.

– Если ты, сукин сын, завтра на губу не попадешь, я тебя 31 июня домой отправлю. Ты у меня самый последний с корабля уйдешь и вспоминать будешь мичмана Козлова до самой смерти! – шипел он, потеряв от бешенства голос.

Утром третьего дня, перед очередным походом в комендатуру мичман лично проверил уставную форму у Стицурина. Трусы и носки строго соответствовали уставу, то есть были синими. Довольный собой, Козлов повел Сергея на губу, уже не сомневаясь в успехе этого мероприятия.

Но беда его была в том, что он недооценил коменданта. И когда Мурыжный увидел своих «знакомых», он встал, вытащил из ящика стола линейку и подошел к матросу. Линейкой каплей измерил расстояние от низа шинели до пола. Посмотрев на результат измерения, Мурыжный покраснел как кирпич и заорал на всю комендатуру: